16 — 17 августа 1939 года
Вчера сидели на нашем крыльце в Труняевке я, Володя Королев, другие парни. Я им немало историй порассказал, а теперь не могу их полностью вспомнить. Наверное, были несущественные, хоть парни очень смеялись. Надо вести что-то вроде дневника. Пусть изредка, да записывать интересное. У нашего учителя литературы, Николая Алексеевича, четыре тысячи историй в записных книжках, он сам говорил. Неплохо бы последовать его примеру! А потом почитывать иной раз вслух вечерами в деревне, для развлечения. В Москве, конечно, времени на это не будет, там школа и уроки, много домашних заданий.
Для начала запишу про царя Александра III, от Софьи Григорьевны в Москве слышал: забавно!
Итак, обратился один купец к Александру III с просьбой о разводе: на молодой хочет жениться. В то время развод — дело сложное (не то, что теперь — разводят в загсе за три рубля)... Царь — против. Купец и говорит ему: «Ваше величество! У химика Менделеева две жены, почему и мне нельзя?» А тогда, если разведен, затем женат на другой, и обе они живы, церковь считала, что у этого мужчины — две жены. Царь купцу и отвечает: «У Менделеева две жены, да Менделеев — то у меня — один!» Славный аргумент для отказа, не так ли?
А на этот раз наши почему-то не смеялись. Но ведь остроумно! И, к тому же, правильно. Зачем эти разводы? Из моей родни никто не разводился. Все жили, как положено. Что значит любил — разлюбил? Куда может деваться любовь, если она была? Разве что любовь — восхищение, любовь — страсть перейдет в любовь — дружбу в пожилом возрасте... Что значит женился — разженился? Если не по принуждению, как при крепостном праве, если сам девушку избрал, то жена — твоя самая близкая родственница, мать твоих будущих детей, твоя спутница на всю дорогу. В том-то и дело! А родственников не меняют, они судьбой назначены. Об этом я говорил с отцом и дядей Мишей — крестным. Они одобрили мою точку зрения, но сделали замечание: не рано ли мне думать о таком предмете. По-моему, думать — не рано. Я же не собираясь в моем возрасте невесту заводить!
...После разных историй и анекдотов Володя и другие ребята хором спели «Аллаверды». Что за «Аллаверды»? Перевода на наш язык не знаю. Наверное, что-то из русско-турецкой войны, а их у нас, кажется, было шесть. Какой-нибудь пленный в прошлом веке мог занести к нам эту песенку, а она кое-где неожиданно и вспоминается людьми. Я вообще-то не пою, на это я не мастер и даже не любитель.
О русско-турецких войнах нам весной рассказывала Екатерина Павловна. Историю знать так интересно! Почему на ее уроках ребята сильно шумят и бегают по классу? Мешают заниматься! В последний раз она даже заплакала и выскочила в коридор... Довели! У нас в деревне такое было бы невозможно: учителей уважают, они наши наставники. А Екатерина Павловна в тот день и указку забыла положить на место, так и зажала ее в руке, словно шпагу перед дуэлью. Директор Иван Васильевич приходил разбираться, хотел двойку по поведению всему классу поставить и — до конца года! Погрозил, но, как говорится, и помиловал. Было бы чересчур, если б пострадали и правые и виноватые...
Что это я о Москве и о школе вдруг задумался? Пока ни к чему. Я — на каникулах, отдыхаю в родной деревне. Ни тебе заданий на дом, ни звонка на первый урок в восемь тридцать утра... Я не против дисциплины, она правильно воспитывает человека, но когда-то надо и отдыхать...
Впрочем, не миновать своей дисциплины и на отдыхе. Завтра, например, ни свет ни заря — мне идти за грибами: бабушка велела. Проигнорировать бабушкину дисциплину — значит не заготовить на зиму грибов, сушеных и соленых, значит и бабушку огорчить... Я хотел было с утра искупаться в нашей «луже», поплавать и позагорать, но загорать можно и потом, с десяти утра и до полудня. Позднее не рекомендуется — от солнца будут поступать в организм вредные инфракрасные лучи. А поиски грибов вообще-то начинаются чуть ли не с рассвета, так что к десяти они могут и закончиться.
Итак, придется двигать в лес. А если Валька снова с нами увяжется под предлогом «за грибами»? Я ей тогда на голову корзину надену, ей-ей надену, она дождется. Липучка! И не стыдно приставать, а еще девчонка! Обязана быть скромней!
С грибами на этот раз получилось сверхоригинально. А Вальке не доложились о нынешнем походе, — ее, слава Богу, и не было.
Грибные итоги — неожиданные. Итак...
Самые яростные грибники у нас — Володя и Кланя — мой двоюродный брат, стало быть, и моя родная сестра, на два года меня моложе. Они землю носом роют в поисках грибов! Ищут и ищут, нижние ветви деревьев раздвигают и раздвигают. А вдруг, мол, под ними прячется целый батальон белых? И норовит определиться в их корзины, Володины и Клавины: приютите, мол, нас, а то нам здесь неуютно, темновато и сыровато!
Но это я так, пошутил, А если серьезно, то сегодня Володя с Кланей потихоньку да полегоньку набрали по полной корзине хороших грибов: белых, подосиновиков, подберезовиков и несколько рыжиков.
Похвалились передо мной: бабушку обрадуем. А мне хвалиться нечем, ничего нет, только и всего — пять лисичек... позориться с ними... Попадались сыроежки, они съедобные, неплохие, но у нас их не жалуют, и я их не брал... Ну, я опечалился, отошел было от своих — и вдруг! Прямо тут же, недалеко от ближайшего дуба (и как я только мимо не прошел) — три белых. И такие крупные, красивые, как на картинке. Как это их до меня никто не углядел? Я их ножиком срезал, поберег грибницу. А потом решил присесть на пенек, рядом, чтобы спокойно уложить белые в корзинку и, по всем правилам, укрыть лопухами. Повезло мне все-таки под конец похода! Рад был ужасно: все-таки и я для бабушки сделал приятное.
И что же? Этот самый пенек, на который я собрался было присесть (но медлил, так как счел его маловатым для «кресла»), этот небольшой, аккуратный пенек оказался грибом! Белый гриб — великан! О подобном я как-то читал в «Вечерке», и мой «пенек», наверное, не хуже! Его я даже не хотел срезать, он был живым лесным чудом. Но пришлось все-таки решиться: не сегодня утром, так завтра на рассвете его выдернут люди или вскоре съедят червяки... Что ж? Люди, конечно, должны собирать и грибы, и ягоды, иначе просто не выжить роду человеческому...
В конце концов я и его уложил в свою корзинку. И стало мне очень не по себе. А все оттого, я уверен, что и цветы, и травы, и грибы — они чувствуют боль. Доказательство самое простое и бесспорное: они родятся, растут, пьют воду, умирают... Совсем иное дело — камни. Это должно быть понятно каждому (хоть все — все вокруг мне возражают!), как понятна разница между камнем и цветком, между живой и неживой природой. Интересно, как бы к моему рассуждению отнеслась наша Ольга Григорьевна: она педагог и должна, говорят, придерживаться официальной точки зрения. А какая она, официальная, — я понятия не имею.
...Через два часа, по уговору, мы, грибники, собрались на опушке, рядом с деревней, где борок. Володя с Кланей показали мне свои корзины, теперь и вовсе переполненные грибами, а я пошутил: вот, мол, грибов у меня нет, так я пенек в корзину положил. Они пожали плечами, засмеялись и глянули в корзину; полюбопытствовать на пенек, на мое чудачество. И рты разинули: да это ж гриб, чемпион среди всех грибов!
Бабушка ахала, по всей деревне звонила, а потом еще долго вспоминала: то-то или это случилось, мол, тогда, когда Коля белый гриб нашел весом чуть ли не в два кило... Вес, понятно, она сгоряча преувеличила, но гриб, прежде чем изрезать его на жаркое, предъявила тогда многим соседям, даже из ближнего села Кузнечкова, когда те шли мимоходом. И все-все только головами покачивали! Я нисколько не возгордился, но, конечно, мне было приятно, очень было приятно, что всех так удивил.
Это, пожалуй, единственное, что мне запомнилось изо всех грибных происшествий. Потому что я люблю смотреть не вниз, где грибы и ягоды, а вверх, где рассветы и закаты. Мне любопытно, как меняется цвет неба, от розового и алого до светло-серого и ярко-синего. А то на сером фоне вдруг возникают темные продольные полосы, наподобие тигриных. Или — по голубому небесному полю плывут чистые солнечные облака, большие и малые... Чего только не показывают нам небеса! Зимой, при сильном морозе, в ночном небе сколько раз видел огромного белого медведя из светлых облаков. Он и лапами двигал, и головой и медленно расползался, теряя свои очертания, и можно было вообразить, что и ему, полярному, было холодно в небе зимой...
Недавно наблюдал (но это летом), как из тяжелых оранжевых облаков составилась фигура, похожая на льва, очень большая. Внушительное зрелище! Фоном послужили светлые облака. Они становились все светлее, а ближе к горизонту небо и вовсе высветлилось и стало казаться бесконечным. Наверное, так оно и есть! Вселенная вечна и бесконечна! И просто страшно подумать — аж зажмуриться хочется и отогнать подальше эту мысль, — какая малая величина человек по сравнению со всем этим величием. Песчинка во Вселенной! Крошечная, живая, мыслящая песчинка! Земля, даже когда идешь по бескрайнему полю, где до самого горизонта нет ни деревца, ни снопика, ни шалашика, все равно не то что подобного, но даже похожего ощущения не создает. Она — рядом, она
— мать-кормилица, и ее красота близка и понятна. Небо — совсем иное, оно загадочное и манит к себе человека даже против его воли. Возьмем летчиков — сколько ни говорил с ними, а они твердят все одно и то же: я не могу не летать, я не могу без неба! Как я их понимаю!
...Наши предки тысячи лет назад жили собирательством и бортничеством... не будем, нет, не будем углубляться насчет охоты на мамонтов. Их тогда в какие-то ямы загоняли, кололи кольями... Словом, мучили беспощадно...
В общем, все это бытует и в наши дни, только несколько в ином виде. Пчелы и мед — бортничество. А грибы и ягоды — собирательство. Только бедняги мамонты давно вымерли. Не вынесли наступления ледников и людской жестокости, — а чего же больше? Это еще вопрос! Есть и в наше время похожие примеры: волки и медведи, которые зря на человека не нападут, ни в чем не виноватые зайцы, а уж про беззащитных птиц и говорить нечего. Многие птицы защищают нас от вредных насекомых, а мы «в благодарность» подстреливаем их на лету!
Терпеть не могу даже мысли о таком «развлечении», как охота. И разве можно развлекаться, любоваться, как на твоих глазах умирает заяц, которого ты же застрелил?
Конечно, человеку приходится питаться и животными. Не всем возможно быть вегетарианцами. Но здесь необходимо очень строгое ограничение: без излишеств, только чтобы продолжалась жизнь. И охотников — спортсменов надо настраивать, по мере сил, на более нормальный взгляд на природу и ее лесных обитателей. Звери тоже хотят жить, а не гибнуть так, за здорово живешь, потому что кому-то вздумалось поупражняться в меткости.
Итак, наши предки тысячи лет назад жили собирательством и бортничеством…
Хорошо, что бабушка не додумалась до бортничества, иначе я бы весь распух от зверских пчелиных укусов. Некоторые из наших труняевцев держат ульи и даже пасеки, но, конечно, не рядом с деревней. Там, в отдалении, они так и ходят по участку в сетках на лице и на голове. А руки все равно в волдырях. Еще бы!
В летние каникулы я бы лучше клеил бумажных змей, радовал бы малышей и подростков, а заодно и самого себя, чем таскаться по лесу за грибами и ягодами. Какого красивого змея можно было бы запустить в воздух вместо того, чтобы горбатиться, шаря по темным углам, по мокрым кустам, пугая на рассвете жуков и лягушек. Нужна лишь сухая дранка, цветная, блестящая бумага и, конечно, отличный клей. Да еще кусочки слюды не помешают, чтобы змеиные глаза сверкали на солнце, под небесами. Красота! А как звенит змей в вышине, на ветру! И мы все бежим за ним по полю и, конечно, не можем догнать, и он исчезает где-то над лесом, за речкой, за нашей «лужей», когда мы его отпускаем на волю! Но такое удовольствие бывает редко: бабушка настойчиво гоняет всех нас, своих внуков, в лес «за полезным делом», а остальное считает пустой игрой, никому не нужной забавой. Я уверен, что игры и забавы — тоже не пустые дела, они потом могут пригодиться для многих будущих сложных навыков.
Интересно, а в бабушкином детстве, неужели никто у них в деревне змей не запускал? Это ведь наверняка очень старинное занятие...
Оказалось, не зря я от роду не любил лесные набеги на ягоды и грибы. Как будто предчувствовал, что именно в лесу меня ждет очень печальный случай. Вообще, меня иногда одолевают какие — то предчувствия, смуты, как я их называю. Но они редко сбываются. А это предчувствие, однако, сбылось.
Итак, шли мы как-то за малиной, пробирались гуськом по чащобе. Как вдруг Володька Королев — он топал как раз передо мной — с силой отпустил какую-то ветку. Он потом всем говорил, что случайно, а я думаю — из озорства. Я-то почувствовал, как эта ветка буквально просвистела в воздухе, словно меткая стрела Робин Гуда. О своей догадке я ничего никому не сказал и не скажу — зачем быть причиной вражды, особенно между родственниками. Злого-то умысла у Володьки, конечно, не было. А дядя Митя этого бы ему так просто не спустил, и пошла бы среди нас всех неприязнь.
Попала мне эта ветка прямо в глаз, со всего маху, и я света белого невзвидел. Никогда не думал, что глаз может так сильно болеть. Мы ездили в Клин к врачу, а потом дома прикладывали холодные компрессы, лечили меня по рецептам каплями, разными мазями и примочками, в том числе и из крепкого чая (вот это надо запомнить!) — домашнее средство, но его тоже врач посоветовал. Все прошло, и недели через две глаз остался с виду, каким и был прежде. Но вернулось ли полностью зрение? Так-то как будто вернулось, а там — кто его знает? Осенью я должен буду явиться в мой аэроклуб для очень важного разговора на предмет моего дальнейшего обучения летному делу. Вот будет драма, если не пройду комиссию по зрению: рухнет мечта об аэропланах, о профессии летчика, мечта быть поближе к бескрайним небесам, к рассветам и закатам... Да и к лиловым облакам... потому что там, в вышине, они — лиловые, фиолетовые, сам видел, когда летал...
Но стоит ли унывать заранее? Глаз-то совсем как прежде, будто и не было той «стрелы Робин Гуда».
Свободное копирование
