После свадьбы мы жили в Москве. Ника снял в Леонтьевском переулке две прекрасные солнечные комнаты у некой Марии Ивановны, дамы лет сорока, высокой, полной, голубоглазой обладательницы большой квартиры.
С первых же дней замужества я поняла, что совершила роковую ошибку. В своих силах просчиталась. Когда я вспоминала о своих намерениях начать новую жизнь, продолжить образование и работать, то могла только горько усмехаться.
Трудно представить себе, что за дикий и неуравновешенный Ника был человек, и не менее трудно описать его…
Может быть, он по-своему и любил меня, но обращался как с котенком или щенком, которого «завел» себе для забавы. Он то всюду таскал меня с собой, то оставлял и пропадал неизвестно где день, два или больше. Слово его никакого веса не имело.
Васильев всегда следил за тем, чтобы у меня на руках не было никаких денег, так как вечно подозревал, что я убегу.
– Если тебе что надо – скажи! Куплю! – говорил он.
Течения его мыслей и взгляды на жизнь я не могла постигнуть.
Если он заставал меня за чтением какой-нибудь книги, то с тревогой смотрел на заглавие, и если это оказывался роман, отнимал его:
– Глупостей набираешься! Читаешь о молодых красавцах и разных любовниках! К черту эту дрянь!
Тогда я стала читать книги на французском и немецком.
– О чем читаешь? – тревожно спрашивал он.
– Это описание путешествий, – лгала я, стараясь не улыбаться.
– Наверно, врешь, обманываешь, – уже добродушно замечал Васильев, так как к иностранным книгам питал какое-то необъяснимое уважение.
Однажды все-таки не выдержал.
– Нарочно нерусские книги читаешь! – вспылил он, хлопнув кулаком по столу. – Мне назло, чтобы я не узнал о чем.
– Я читаю, чтобы не забыть языки, – стараясь казаться спокойной, ответила я, – мне ведь не с кем говорить, а это практика…
Мой довод оказался убедительным, и иностранная литература, в которую я ушла с головой, была узаконена.
Свободное копирование
