Он бывал каждый день. Комната, в которой я лежала, стала за мою болезнь походить на будуар какой-нибудь актрисы. Ежедневно прибавлялась корзина свежих цветов, присланная Васильевым из магазина.
Когда я выздоравливала, сказала маме:
– Неужели вы не пощадите меня?! Я не в силах видеть лица этого человека!..
И вдруг в первый раз за все время мама порывисто обняла меня и горько заплакала.
– Бедная ты моя Китуся, что же нам теперь делать? Пойми одно: ведь все уже потеряно, и жизнь твоя сломана навсегда. Что же ты хочешь делать? Оттолкнуть его? Ведь он – наша единственная защита и наше благополучие. – Мама плакала и просила меня…
– Хорошо, – сказала я, – он поступил со мной, как подлец, но если вы настаиваете… помните только одно: я буду относиться к нему как к подлецу, не иначе.
– Делай что хочешь, только не губи нас и разреши ему сюда к тебе войти… ведь все дни твоей болезни он был здесь…
И Васильев вошел… а я стала жить, двигаться и говорить как автомат.
Он стал каким-то кротким, и было в нем даже что-то детское и, пожалуй, даже трогательное, что иногда проявляется в сильных и преступных натурах. Он даже старался говорить тише обыкновенного, чему, вероятно, научился во время моей болезни.
Я же в душе не сердилась на него, чему сама удивлялась. К маме у меня была огромная жалость, а к Васильеву – полное безразличие. Все происшедшее никак не затронуло моей души.
Свободное копирование
