Осталось досказать немного.
О том, чем явился для нашей страны 1937 год - говорилось и писалось очень много, повторяться не стоит. Что до моего отца, то он этот окаянный год пережил благополучно, его захлестнула последняя волна уже на исходе следующего, 1938-го.
О подробностях жизни моих родителей в Вологде и в Архангельске почти ничего не известно, документов и фотографий тоже не сохранилось. Попытаюсь реставрировать события этого последнего года его жизни по отрывочным сведениям, дошедшим до меня разными путями.
Итак, отец получил новое назначение и уехал с моей матерью Ниной Артемьевной Чернышевой с Дальнего Востока на север европейской России. Они доехали курьерским до станции Буй, где отца ожидал положенный ему по должности персональный вагон. Этот вагон можно было прицеплять к любому поезду; сейчас такие вагоны есть, наверное, у руководителей рангом не ниже начальника отделения дороги, да еще у футбольной команды "Локомотив". А проводником вагона был старый железнодорожник, до революции возивший какого-то Великого князя.
От Буя до Вологды всего-то сто тридцать километров - по современным понятиям, расстояние для электрички. Я не знаю, сколько времени мои родители прожили в Вологде; наверное, совсем недолго и вскоре переехали в Архангельск, где находилось управление Севтранлеса. Известен их архангельский адрес – улица Урицкого 2, квартира 6. Дом сохранился – во всяком случае, в 2006 году этот деревянный двухэтажный дом сфотографировала моя внучка Маша, когда случайно забрела в Архангельск.
Характер работы отца в Архангельске, очевидно, мало отличался от дальневосточного. Он то и дело выезжал на предприятия треста, разбросанные по огромной территории двух областей - где в персональном вагоне, где самолетом, а где и на попутках. План, план любой ценой - и добивался, где методом убеждения, а где и матюгами. А другие подробности работы - где узнаешь? Давно не осталось на свете сослуживцев, которые могли бы что-то рассказать.
А тем временем закончился 1937 год. Мать Николая Николаевича, моя бабушка, к тому времени приехала в Архангельск. Я родился 6 января 1938 года в 19 часов - в самый сочельник. Когда Рождество Христово объявили нерабочим днем, говорили мне некоторые, что получил я подарок от Ельцина на всю оставшуюся жизнь - могу в свой день рождения выпить, не опасаясь, что назавтра будет болеть голова.
Имя мне придумал отец, фамилию также указал свою - мама сменила фамилию позже, какое-то время она оставалась Чернышевой. Говорил про меня - "мое потомство"; конечно, когда-нибудь Татьяна выйдет замуж, сменит фамилию - и не будет Ламмов по той линии, а по моей будут. Все было предусмотрено правильно...
Я не знаю, когда именно у отца начались неприятности на работе; можно предположить, что в сентябре - октябре 1938-го. В итоге он был арестован 18 октября, отправлен в Вологду в своем же персональном вагоне, а 23 октября был найден в камере повесившимся на полотенце. Последнее мне стало известно только в июле 1994 года.
А что было потом? Из следственного дела известно, что по существу дела отца не допрашивали; наверняка и в те времена даже в НКВД были приличные люди - дело было прекращено в связи со смертью обвиняемого. А раз не было суда - значит, невиновен; умер подследственный, только и всего. Известное дело – «нет человека – нет проблемы». Возможно, поэтому позже ни у кого из членов семьи и родственников Николая Ламма не было неприятностей, а в ноябре того же 1938-го моей матери без звука вернули изъятые при аресте деньги и облигации госзаймов на довольно крупную по тем временам сумму.
И вот ситуация: матери моей нет и тридцати, ни работы, ни профессии, в городе никого не знает. Бабушка моя, которой тогда было 57 лет, отвезла меня, десятимесячного, в Москву; поездом от Архангельска до Москвы тогда было около двух суток. В Москве она меня пристроила в семью своей сестры Марии Карловны и ее мужа Эрнеста Владимировича Кнорре; в ту самую семью, где мой отец жил почти за двадцать лет до того.
У них была очень хорошая четырехкомнатная квартира в Большом Новинском переулке, 3; дом существует и сейчас, его современный адрес - Новый Арбат, 23. Я прожил в той семье до осени 1941 года; и сложилось так, что первые люди, которых я помню с раннего детства - это тетя Маруся и дядя Эрнест. А мама, конечно, есть, но живет где-то далеко и временами приезжает навещать.
Дом тот я хорошо помню и по послевоенным временам, бывал там часто вплоть до 1958 года. И сейчас, бывая в том районе (а в последние годы у меня появилось маленькое коммерческое дело около метро "Смоленская") обязательно наведываюсь. Зайду во двор, посижу на лавочке, выпью бутылку пива, выкурю сигарету, погляжу на окна, за которыми давным-давно живут другие люди - и восвояси. Выполняю какой-то нужный только мне ритуал - реверанс в сторону раннего детства, воспоминание о людях, бывших рядом со мной в ту пору.
