Пришло время, и вольнонаемную ОХРу сменили войска МВД – краснопогонники. Они свирепствовали в зонах. Шмон за шмоном, продыху нет. Как-то во время шмона долбит кулачищами в дверь краснопогонник. Я в форточку:
– Что надо?
– Открывай!
– Не могу, – отвечаю, – почитай, что написано. Корпус заразный, не имею права. Заболеть можешь и заразу по зоне и в казармы разнесешь, не имею права.
– Открывай, я тебе покажу заразу, а то дверь выломаю.
– Ну ладно! Лилея, – крикнул я санитару, – пусти этого дурака.
Пустили. Тот пошел переворачивать все вверх дном, шмон чинить. Перевернул, ничего не нашел, так как санитары свое дело знали хорошо. Солдатик к выходу, а у дверей два лба дорогу перекрыли. Солдатик бравый растерялся.
– Пусти, говорю! – заорал он.
– Дурень ты, – сказал я, – тебе ж русским языком говорили: барак заразный, не могу я тебя выпустить, понимаешь, ты сейчас заразный.
Парень оробел, испуг в глазах:
– А что же делать теперь?
– А теперь мы тебя обязаны продезинфицировать. Лилея, в ванну его, и хорошенько хлоркой разотри.
Потащили шмонателя в ванну, раздели. И так хлоркой терли, что он визжал, как свинья. Вылетел он из ванны, горит, как маков цвет, и орет: «Ой, ой, жжет!»
– Жжет, – говорю, – я же тебя предупреждал, а ты еще меня сукой обзывал, двери хотел ломать. А теперь иди и всем скажи, чтобы в этот барак ни-ни. Понял?
– Понял!
И выкатился, да бегом, бегом, видать, жгло еще в нежных местах, так как уж больно забавно руки держал.
– Проучили одного дурака – другой не полезет.
И не лазили.