Как-то в наш стационар пришла на работу молоденькая, только что окончившая мединститут докторша. Красивая, наивная, добрая. Она попала в Воркуту по разнарядке. Общий язык с ней был найден с ходу, как говорят в лагере. Она сразу же влюбилась в Ваньку Кудрина, и мы все берегли эту любовь как зеницу ока, создавая все необходимые условия и охраняя их от ОХРы и всякой иной нечисти.
– Кудрин! На прием к врачу!
Иван шел с видом истязаемого больного, неохотно вставая с постели.
– Опять к врачу, да когда же это кончится – залечили напрочь!
Валечка благодарила: письмом за зону и всякими другими способами.
– Боже мой, что тут делается? – восклицала она. – Мы там ничего не знаем, сколько вас несчастных тут мучается. Боже мой! И за что? За что? Вы все такие славные ребята, там, за проволокой, таких нет. Там все уроды, задолбленные уроды. Тут только глаза мои открылись на всю эту систему. Мы ж там сидим и ничего не знаем, нам долбят: «Враги, враги!» Кто враги? Вы? – так она сокрушалась, приходя утром в стационар, в своем маленьком кабинете.
– Валечка, не сокрушайся с утра, побереги силы! Ваньку вызвать на прием?
– Да, да, и как можно скорее. Как он себя чувствует?
– Без тебя в отчаянии, по утрам же весел!
– Зови, зови!
– Зову, зову, только будь осторожна, ты ж вольняшка!
– Нет, нет, я – зэчка, я ваша, я всегда буду вашей! Пылал роман, пухла история болезни, вклеивались новые листы, делались назначения. По-моему, она только одного Ваньку лечила и лечила самоотверженно, не жалея сил! А мы помогали.
– Иван, тебе доктор клизму прописал, – смеялся я, входя с клизмой в палату.
Свободное копирование
