Тут необходимо сказать, что всю ВОХРу и даже краснопогонников нельзя стричь под одну гребенку. Слов нет, что среди них были злые и жестокие садисты, выполняющие указания и инструкции с садистским рвением и жаждой насилия, но встречались и такие, которые часто формально подходили к выполнению своих функций, с некой человечностью и даже состраданием. Краснопогонники мне сами рассказывали, как им дурят головы на политзанятиях. Нас им представляли как злейших врагов, жизнь коих сохранена только лишь благодаря гуманности нашего социалистического общества. Им описывали наши преступления в таком виде, чтобы вызвать к нам справедливую ненависть. В их глазах все мы были извергами рода человеческого, жалость к которым не должна иметь места в сердце патриота. Все мы – потенциальные смертники, а если нам оставлена жизнь, то временно. Все мы – убийцы, отравители, изменники, и они это должны постоянно помнить и не иметь с нами никаких контактов, не доверять и не входить в любые сношения.
Однажды ночью ко мне в санчасть прибежал солдат с вахты.
– Идем, – говорит, – на вахту, там солдату плохо.
– Что с ним? – спрашиваю.
– Животом корчится.
Взял я нужные лекарства и пошел с солдатом. Вхожу на вахту, а там на топчане солдатик крутится.
– Что с тобой?
– Ой, живот, ой, живот!
Распахнул я его, проверил на приступ аппендицита.
Нет. Не заворот кишок. Нет, газ отходит. Прощупал я ему весь живот, спросил, что ел, тошнит ли, как на двор ходит, и пришел к выводу, что у него просто желудочные колики. Налил грелку, положил, как надо, и говорю:
– Я тебе сейчас капель дам выпить, и все пройдет, полежать надо.
Если бы кто видел его лицо – ужас, написанный на нем.
– Нет, нет, пусть помру, а капель от тебя пить не буду!
– Да почему ж?
– Ты меня отравишь!
– На кой хрен мне тебя травить, нужен ты мне очень, чтоб я руки свои марал. Вот смотри, я из этого пузырька накапаю в стакан и сам выпью при тебе, если это отрава, то и я помру вместе с тобой. Смотри.
Я накапал и выпил, он пристально смотрел на меня: и как капал, и как пил. Я накапал ему.
– Будешь пить?
– Нет, – отвечает, – боюсь.
– Ну, тогда корчись, сколько тебе угодно.
Я пошел к двери. За спиной слышу голос: «Дурак ты, да он сидит-то ни за хрен собачий! Пей, пока не ушел. Капай, доктор, капли, выпьет». Я накапал, солдатик выпил.
Вот что значат их политзанятия, и понятно, почему они свирепствуют. Таких искусственных врагов создавала система, чтобы ими прикрыть свою наготу, чтобы на них свалить свое уродство.
У меня лично многие вохровцы и краснопогонники брали письма и опускали их за зоной, минуя цензуру, приносили в зону по моей просьбе водочки или что-либо другое. Когда они уезжали в отпуск, я давал им адрес Вари, и они останавливались в Москве у нее. Разный среди них был народ.