Нас партиями стали вызывать, запихивая в большие боксы и вызывая по фамилиям. Внутреннее волнение было написано на наших лицах, бокс постепенно пустел, можно было двигаться. Волнение успокаивается в движении. Так шагал я, по привычке сцепив руки за спиной. «Сколько всунут?» Этот вопрос мучил всех: от срока зависит жизнь. Меня он мучил еще и потому, что мое поведение на следствии было вызывающим, хотя его и оценил Николай Васильевич, но не он решает.
– Арцыбушев!
Сердце екнуло.
В комнате за столом майор. Вошел, встал. Сердце бьется. Уши – топориком.
– Постановлением Особого Совещания при МТБ СССР от 30 ноября 1946 года за участие в антисоветской церковной организации, ставящей своей целью свержение Советской власти и восстановление монархии в стране, в соответствии со статьей 58-10-11 часть 2 Уголовного кодекса СССР, приговаривается к лишению свободы сроком на 6 лет с содержанием в воспитательных трудовых лагерях общего типа.
Зачитав сие постановление суровым голосом диктора, объявляющего Указ Верховного главнокомандующего, майор, обратившись ко мне, спросил:
– Довольны?
– Весьма, – ответил я.
– Распишитесь.
Я расписался. Меня вывели и заперли в бокс-одиночку.
Сиди и благодари Бога! Это я и делал. Я ожидал, как минимум, десятку, а тут шесть лет!!! Слышу в соседнем боксе специфический голос Саши Некрасова, ругающегося с вертухаем. Интересно, сколько он получил? Интересно, сколько кому всучили? Беспроволочный телеграф в тюрьмах действует отлично. Вскоре по нему я узнал интересный парадокс: тот, кто на следствии сопротивлялся и вел своеобразную войну в неравных силах, получил меньший срок. Я – шесть. Некрасов – пять, значит, и он воевал. Маргарита Анатольевна – пять лет ссылки. Она не воевала, она просто никого не знала вообще и первый раз обо всех нас слышит. Под своей кроватью старика в первый раз в жизни видит и не понимает, как он туда попал. Попросту она отказалась отвечать следствию, за что получила ссылку. Корнеев, наиболее сломленный и зацепивший многих, получил больше всех – десять лет Владимирского изолятора. Коленька, зацепивший, по-моему, только меня, – восемь лет лагерей. Криволуцкий – восемь, по старости. Об остальных – не знаю.
Свободное копирование
