Я отказался идти на допросы – меня тащили силком.
Майор Дубына зажал мои пальцы дверью: «Сознавайся, сволочь». Сволочь молчала. Он отпустил и пошел к столу, тогда эта сволочь схватила табуретку и что есть мочи, а мочи было маловато, запустила ее ему вслед. Задребезжало стекло. В комнату ворвались, и я исчез. «Черный ворон» мчал куда-то. Бутырки. Вот они какие. За мной дребезжали пустые бутылки в авоське. Они сопровождали меня всюду из тюрьмы в тюрьму. Меня с ними арестовали, и вещи арестованного следуют за ним. Бутырки! Коридоры, камеры, вертухаи, боксы, сидение в них часами; время для размышления, время для молитвы, время еще раз убедиться, что ты прав. Дух бодр, плоть немощна. Открываются двери: огромная палата, все в нижнем белье. Два окна с матовыми «намордниками». Обступили. Откуда? Что? Как?
– С Лубянки. 58–10 часть 2.
– Хреново, сам видишь!
– Мм… да? Видно!
Люди мечутся, люди прыгают, кто совсем голый, кто без штанов.
Подхожу к «тихому»:
– Что это?
– Сумасшедший дом, не видишь? А как ваша фамилия?
– Арцыбушев.
– Что-то уж очень знакомая мне ваша фамилия. А вы там, на воле, Протасьевых не знали?
– Как не знать? Леночка и Ясенька.
– Они, они. Садись. Есть хочешь?
– Да еще как.
– А меня зовут Левушка, Лев Николаевич Нагорнечный.
– Лешка.
– Кушай, кушай, но осторожно, ты сильно отощал.
– Вроде как да, малость отощал.
– Передач не было?
– Не было.
– Следствие тяжелое?
– Да, нелегкое.
Свободное копирование
