11 июня 1937 года Якир был расстрелян. 20 сентября его жена и четырнадцатилетний сын были арестованы в Астрахани, где они находились в ссылке. Сарра Лазаревна Якир и без того была еле живая. Я была арестована там же в один день с ними.
Теперь шел декабрь 1937 года — мне еще предстояло пережить расстрел Николая Ивановича, и я в напряжении ждала. Переписка была запрещена. Позже нам разрешили написать одно-единственное письмо с просьбой прислать теплые вещи и сообщением о возможности посылать нам раз в месяц продуктовые посылки; но подтверждать письмом получение посылок запретили.
Уже под утро мы разбудили своих соседей, чтобы те уступили нам места, и только успели задремать, как началась поверка. Мы выстраивались в ряд, и дежурный надзиратель, молодой парень, начинал перекличку:
— Хвамилия, и.о., год рождения, статья, срок… хвамилия, и.о., год рождения, статья, срок…
И женщины покорно отвечали:
— ЧСИР — 8 лет, ЧСИР — 8 лет (изредка 5).
ЧСИР — звучало менее оскорбительно, чем «член семьи изменника Родины», а для малограмотных — были среди нас и такие — и вовсе ничего не значило. Они с трудом запоминали свое клеймо.
Подойдя ко мне, надзиратель с особым задором выкрикнул:
— А ну-ка, хвамилию?!
— Ларина, — ответила я: так у меня было записано в документах, тогда я еще не знала, что по делу проходила под двумя фамилиями. В этапе почему-то мою фамилию не спрашивали, ее, по-видимому, вписали уже в лагере.
— Ларина?! — закричал надзиратель. — А шпиёнскую молчишь?!
Нетрудно было догадаться, что означает «шпиёнская», и я ответила:
— Бухарина. Но она такая же шпиёнская, как твоя китайская.
Все испуганно замерли. Стоящая рядом Сарра Лазаревна Якир толкнула меня в бок.
— В карцер, что ль, захотела, в карцер? Не побывала еще — побудешь.
Так прошли первые дни в Томском лагере. В карцер, однако, меня не посадили.
Свободное копирование
