В дни свиданий — пасхальные дни, — полные ликования и торжества, кое-кто из надзирательниц таинственным шепотом сообщал:
— Амнистия, слышно, готовится, всех выпустят.
— А вы-то откуда это знаете? — задавался им вопрос.
— К нашему жильцу приходил писарь канцелярский, сказывал — от верного человека слышал.
Возвращавшиеся со свидания кричали полным тоном: «Амнистия, общая амнистия готовится».
По нашей конституции допускалось и раньше и всегда, что в экстренных случаях кто-либо звонко кричал в окно:
— Товарищи, к окнам! Собирайтесь, товарищи! Десяток голосов повторял этот призыв, и скоро все окна заполнялись головами прислушивавшихся или к чтению газеты, или к свежим новостям. Сообщение об амнистии вызвало обсуждение, общее, через окна — принимать ли ее, если она будет неполная. Большинство высказывалось за принятие только полной, без изъятия, иную отринуть, совсем не принимать. Пускалась в обращение целая кипа писем, прокламаций, объяснения по этому остро царапнувшему всех сидящих вопросу, ставившему для некоторых решительно вопрос выхода или невыхода из тюрьмы.
«Господа, — писали из одной камеры совсем „свеженькие“, на рассвете доставленные в тюрьму, — господа, на воле революция, нужны люди, а вы отвергаете амнистию. Мы не можем оставаться здесь, может быть, конец борьбы зависит от нас».
«Так ежели мы очень нужны там, нас освободят, не торопитесь!» — отвечали на это обращение другие.
Свободное копирование
