Дальнейшие мои сношения с поляками в Петербурге, особенно с 80-х годов, только укрепляли тот лад, который всегда был между мною и ими.
К числу ближайших моих собратов и коллег принадлежал и покойный В.Д.Спасович, чрез которого я знакомился со многими постоянными жителями Петербурга из его единоплеменников. Две-три зимы я много бывал в польских домах, на обедах и вечерах, и находил всегда, что поляки и у нас, то есть среди своих "завоевателей" и притеснителей, умеют жить бойко, весело, гостеприимно -- для тех русских, кто с ними охотно сходится.
Когда я задумал этюд о двух славянских романах -- "Пан Тадеуш" и "Евгений Онегин" -- я сделал из него публичную лекцию, которую и предложил Польскому благотворительному обществу. Она состоялась в зале при костеле Св. Екатерины и доставила мне много сочувственников в тогдашнем польском обществе и среди их учащейся молодежи.
Всякий, кто водился с поляками, знает, что они умеют помнить добро и благодарность -- одно из их коренных свойств. Они мне это показали, как русскому писателю, в дни моей 40-й годовщины. Тогда в польском еженедельнике "Край" явилась самая лестная для меня характеристика как писателя и человека, которая начиналась таким, быть может, слишком лестным для меня определением: "Пан Петр Боборыкин, известный русский романист -- один из самых выдающихся представителей наиблагороднейшего отдела русской интеллигенции" ("Pan Pietr Boborykin zna-komity...").
Но еще гораздо раньше того (то есть в 1900 году) почему-то и в заграничной Польше уже знали, как я отношусь к польской нации. И когда я по дороге в Вену заехал вместе с драматургом Залесским в Краков на первое представление его комедии, то на другой же день в газете "Час" (обыкновенно враждебно настроенной к России) появилось известие о моем приезде, и я назван "известный друг польского народа".
Из всех славянских сцен только Краковский театр поставил мою пьесу "Доктор Мошков" в польском переводе, по инициативе режиссера, актера Семашко, с которым я познакомился еще в России.
И вот в "Отечественных записках", вскоре после моего возвращения в Петербург, появилась моя статья о варшавской драматической труппе -- первая по времени появления, написанная русским в таком сочувственном тоне, да еще в большом и тогда самом распространенном журнале. В Варшаве в труппе театра "Разнообразие" статья эта приятно изумила всех. "Русский, и так пишет о нас!" Мне все это сообщил Н.В.Берг. Артисты обратились к нему с просьбой выразить мне их горячую благодарность. Они хотели даже прислать мне нечто вроде коллективного адреса.
Я думал, что прощаюсь с варшавской сценой, быть может, навсегда, а случилось так, что я еще летом того же года попал туда -- и позднее, уже после моей женитьбы.
Варшава сделалась для меня приятной станцией за границу и обратно. И там же еще жили мои приятели, связанные с моим недавним прошлым, и мой новый приятель И.И.Иванюков, еще не покидавший Варшавы до перехода в Москву и войны 1877 года, где ему пришлось играть роль одного из реформаторов освобожденной Болгарии.
Свободное копирование
