Повесть о моей жизни. Глава 9 - 3

13 апреля 1946 года я выехал поездом из города Нальчика. В Ростове была пересадка. Эта местность была в немецкой оккупации. Вокзалы и города разбиты бомбами и снарядами. Но уже вовсю шли восстановительные работы.
Восстанавливали заводы и фабрики, железнодорожные здания и сооружения. Работу проводили большими бригадами. Трудилась молодежь. Женщины и мужчины. Вчерашние солдаты и офицеры, даже не сменив военной формы, отстраивали заново руины.
Работали также военнопленные немцы. Много немцев работало на Урале, в Сибири.
Поезд “Ростов-Москва” прибыл на Казанский вокзал.    
Мне необходимо было прокомпостировать билет от Москвы до Барабинска, разъезда Труновск.
Когда я пришел на вокзал, около билетной кассы было народу видимо-невидимо, гражданских и военных. Чтобы взять билет или прокомпостировать его надо ждать не меньше недели. Что мне делать? Не успел я еще сориентироваться, как ко мне подошел мальчик, лет 12-14 и говорит:
-Вам надо ехать?
-Да, мальчик, - отвечаю ему.
-А куда вам?
-В Сибирь.
Он мне говорит:
-Пошли. Я помогу вам уехать.
Я еще не дал своего согласия, он схватил мой чемодан и крикнул мне:
-Давай за мной быстрее!
Мы выбежали на перрон. Он направился к платформе, где стоял поезд N 72 “Москва-Новосибирск”.
Посадки еще не было. Он подошел к одному вагону, что сказал проводнику и тот дал согласие посадить меня в поезд. Я мальчику отдал десять рублей, а, сколько проводнику уже не помню.
Я забрался на третью полку. Сложил свои вещи. Снял шинель и лег на нее. Стал ожидать, что будет дальше. Билет у меня был. Я себя успокаивал, что фактически зайцем не являлся. Могут только заставить прокомпостировать билет на любой станции.
Вскоре началась посадка. Поднялся такой шум, гвалт. Все кричали, лезли, мешали друг другу. Спешили занять места, особенно нижние полки.
Я лежал и не шевелился в начале, а потом стал наблюдать за всем, что происходило в вагоне. Даже сам себе позавидовал, как хорошо все обошлось. Сел раньше без суеты.
Пассажиры стали понемногу успокаиваться. Разместились по своим местам. Провожающие покинули вагон. Начались разговоры. Стали спрашивать: кто куда едет?
В нашем купе оказались мои земляки из города Куйбышева. Ехали мать с дочерью. Девушке было 17-18 лет. Они возвращались из Украины. Были в гостях или ехали в Сибирь в Барабинск на постоянное место жительство.
На Украине в 1946 году жизнь была трудной. Во время войны немцы все вывезли. Многие возвращались из эвакуации без всякого крова над головой. Приходилось начинать с нуля. 1946 год был неурожайным. Много людей умерло с голоду.
Я слез с третьей полки, представился и сказал, что еду до Барабинска.
В нашем купе ехала девушка москвичка на боковой полке. Она ехала к мужу, который служил на Алтае рядом с городом Бийском.
Всю дорогу мы играли в карты, а также беседовали. Вспоминали военные годы. От Москвы до Барабинска ехали пять суток. Мои попутчики пригласили меня в гости, дали мне свой адрес.
В Барабинск поезд прибыл ночью  в 12 часов. Я помог женщине с дочерью сойти с вагона и проводил их до вокзала. Попрощался с ними, пожелали друг другу хорошей встречи с родными.
Поезд в Барабинске стоял 35-40 минут. Я решил пройтись по залу ожидания, в надежде увидеть знакомых. Но, к сожалению, никого не оказалось. Я от радости, что уже доехал почти до дома, зашел в ресторан, заказал 200 грамм водки и что-то на закуску. Выпил и пошел к почтовому ящику, опустить письмо, которое я написал заранее в вагоне своей заочнице Татьяне.
В нем ей сообщал, что 19 апреля проехал город Барабинск далее следую до разъезда Труновска. В Барабинск, возможно, вернусь 22-23 апреля.
Дежурный объявил по радио отправление поезда. Мне оставалось ехать 25 км. Я свои вещи  уже уложил. Оставалось снять чемоданы с полки и одеть шинель. Подсел к девушке, которая ехала на Алтай, а она мне говорит:
-Не хочу ехать к мужу. Давай я с тобой останусь. Вместе сойдем с поезда. Ты мне понравился. Я бы лучше с тобой жила. Я своего мужа не люблю. Это меня мои родители отправили к нему. А у меня нет никакого настроения, ехать к нему.
Я стал ее успокаивать, и объяснять, что у меня есть девушка, которая ждет уже два года.
Поезд по времени уже подходил к станции, и я приготовился к выходу, вынес свои вещи в тамбур. Девушка меня провожала, была вместе со мной в тамбуре. Я глянул на часы, поезд идет, не останавливается. Я подумал, возможно, поезд не будет останавливаться в Труновске, так как станция была маленькой, не все поезда останавливались.
Я говорю девушке:
-Поезд, наверно, идет на проход. Я буду прыгать. Выброси мне вслед чемоданы.
Я открыл дверь. Ночь была темная. Спустился на последнюю ступеньку. Слышу, вроде поезд затормаживает. Спрыгнул удачно. Если бы повременил, попал бы на стрелку. Я приземлился рядом в пятнадцати метрах от нее. Следом за мной полетели чемоданы. Все обошлось нормально.
Девушка оказалась порядочной. Могла бы их не выбросить и с ними уехать. Ищи тогда ее, как ветра в поле.
На удивление поезд остановился. Я не дождался и спрыгнул, не доезжая станции. Это водка прибавила мне храбрости.
На перроне меня никто не встречал, хотя я послал срочную телеграмму дяди Прони. Он работал бригадиром пути. Всю войну был на брони.
Я направился к дому, где жил дядя Проня. У них была небольшая изба.  Стал стучаться в дверь, но никто не выходит. Тогда я решил постучать в окно. Смотрю, загорелся свет. Из окна выглянули вроде незнакомые мне люди. Я спрашиваю у них:
-Разве Богданов Прокопий Васильевич здесь не живет?
Мне ответили:
-Нет. Он живет рядом с нами.
Оказывается, дядя Проня свою избу отдал  тестю и теще, а сам вселился в казенную квартиру. Дедушку Теню и бабушку Груню я хорошо знал, но за пять лет войны они сильно изменились, поэтому я их  сразу не узнал.
Я направился к дому, который мне указали. Постучался в квартиру. Услышал скрип дверей, и женский голос меня спросил:
-Кто?
-Михаил, - отвечаю я.
-Какой Михаил? – узнал я голос тети Маши, - Какой Михаил? - не дождавшись ответа, снова переспросила она.
У тети Маши был родной брат Михаил самый младший, он был летчиком, во время войны пропал без вести. Поэтому она растерялась, не зная, кто пришел.
Дядя Проня услышал наш разговор, кричит ей:
-Открывай, это  Минька.
Он меня так всегда ласково называл. Тетя Маша открыла мне дверь и бросилась мне на шею со слезами, начала меня целовать.
Дядя Проня выскочил в коридор, тоже обнял меня и поцеловал. Схватил мои чемоданы и внес их в квартиру.
В доме кроме моих двоюродных братьев и сестренок жил наш деревенский Иван Турнаев. Он был на одну ногу хромым с детства, его взяли в трудовую армию где-то в конце 1942 года. Был у него сын Петро, с 1926 года рождения, который погиб в 1943 году на Орловско-Курской дуге.
Телеграмму мою дядя Проня не получил, поэтому меня никто не встречал. Дядя быстро оделся, побежал к продавцу на квартиру.   
Продавец был инвалидом, одноногим, ходил на деревяшке, привязанной к колену. Фамилия его была Подгойский. Я его хорошо знал, он меня тоже. До армии я в Труновске бывал каждый день, ходил за хлебом.
Дядя Проня поднял с постели Подгойского, и они ночью в 3 часа пошли в магазин за водкой. Водка в то время была только разливная. Сколько он ее купил, не помню.  Сообщили тете Поли, она не заставила себя долго ждать, тут же прибежала, со слезами бросилась ко мне, обнимала и целовала меня и причитала:
-Как хотела твоя мать тебя увидеть. Не дождалась. Все тебя вспоминала до самой смерти. Ты ей все мерещился. Она умерла с твоим именем на губах. Не дожила до светлого дня. Моего Константина Кузьмича в том же году похоронили. Простудил ноги. Схватил воспаление. Проболел несколько дней и все больше не поправился. Осталась я с троими детьми. Трудно пришлось мне. В войну работала на путях.
Тетя Маша накрыла на стол. Выпили за встречу, затем за тех, кто не вернулся с войны и за Победу. Просидели до утра. Дядя Проня отпросился у мастера на пару дней, чтобы побыть со мной. Мы втроем пошли пешком в деревню: дядя Проня, тетя Маша и я.