04.04.81.
Мелодия не вспоминается сразу, а как в стихе строчка, если попадает в струю настроения – приходит сама. То есть спеть сравнительно сложную песню я сразу не могу, только несколько раз повторив слова, как бы попадаю в ту колею. «Затопи ты баньку по белому, я от белого света отвык….»
Высоцкий и его могила с цветами в несколько слоев. Гвоздики, нарциссы, много тюльпанов. Доступ к ней – теми стоячими и появляющимися в разных местах милиционерскими решетками, там, где более или менее ощущается дефицит – из тонких трубок горизонтальных, покрашенных серой краской; или ещё выравнивается очередь в магазинах, преграждаются потоки противоположные в метро. И здесь – тоже они.
Символично? Нет?
-----*------
Аля в санатории. Надвигаются сумерки перед сильным похолоданием весенним. Вернее, не сумерки, а растёт свинцовая туча над домом. И сразу возникает ощущение уюта и необъятности времени жизни в добром тёплом месте. Не тревога, а приближение сна, черёд дум детских об огромности и пустынности мира, т.к. маленький человек не придаёт значения многим обозначениям жизненных ситуаций, предметов, - его мир обобщён, и хотя он не называет, м.б. и не понимает его через понятия, но всё же воспринимает его более целостно, чем мы, взрослые, уткнутые в сиюминутное дело.
Отсюда же. Момент ощущения. Первое и единственное в жизни часто. В детстве. Из романса, из литературы, из созданного уже на основе события появилось произведение искусства, и мы его, именно это произведение искусства, переживаем, не зная той реальности, которая была его первопричиной, не ощутив ее. А уж потом, увидев примерно ту реальность, которую уже знаем по книге, картине, стиху (конечно же, мало похожую на ту), переживаем её вдвойне – и вот это уж впечатление навсегда. В детстве они ярче, такие впечатления, потому что сходство с созданным и происходимым улавливается в первый раз.
-----*------
Один-единственный день, имеющий кольцевую композицию. Настолько завершён, что не надо досочинять. Он уже готов – тем более, если в воздухе носится сверхзадача.
Одиночество. Нежелание в чём-то перечить, с чем-то спорить в одиноком человеке и какая-то почти рефлекторная страсть смягчить это одиночество. Страшно, что она, мама, будет одинокой, хотя она уже и сейчас, неизбежно отдалившись из гордости от нас, стала такой, внушив себе, что, конечно же, виноваты мы. Это внушать приятней. Жалеть себя всегда приятно, особенно, в такой ситуации. А несправедливость ко всему окружающему сейчас растёт, как снежный ком. Не перечить. Все равно вы плохие. И не переубедите. Капризность. У маленького и старого. Сентиментальная пара – бабушка и внучек – в общем-то, трагична.
Бабушка, значит, ставит на себе крест, а внучек лишается информации развивающей (его).
Так вот. День, написавший для меня рассказ. По радио Т.Доронина читала днём отрывок из повести Флобера «Простая душа». О служанке Фелиситэ. О её любимом попугае, который заменил в её сердце рано умершего страстно любимого племянника, потом умершую дочь госпожи, потом саму госпожу, тоже умершую.
Вечером ездили к Е.Д. (Елене Давыдовне), у которой две недели назад умерла мама. Пёс Билл, глупый и несчастный из-за невозможности соответствовать своей природе охотничьей собаки – тупятся когти на паркетном полу. Пёс ест огурцы, яблоки, варёное мясо. Он болеет, у него в платной собачьей поликлинике есть свой врач. Ест творог.
Любовь, забота о другом живом существе не предполагает почти, что это должно быть именно человеческое существо. У Флобера прекрасно – попугай и племянник одно и тоже для любящей души. Душа сама в себе, ей лишь нужен раздражитель, чтобы жить, трепыхаться. Такая душа уродлива часто бывает и, по сути, жестока, слепо следуя за тем предметом любви, который ей подложит судьба.