В 1929 году мой отец с дядей Мишей, братом мамы, заключили с какой-то организацией договор по заготовке леса и где-то осенью в ноябре уехали в урман (так у нас в Сибири называлось лесозаготовка в тайге в трудно проходимых местах).
1929 год был историческим, год вступления в колхозы, проводилась коллективизация всего крестьянства.
Наша деревня Попово тоже вступала в колхоз. Работа проводилась вроде на добровольных началах, а фактически делалась в принудительном порядке.
Под руководством вышестоящих работников (партийно-советских) были избраны члены колхозного правления и председатель. Они, как представители власти, проводили организационные мероприятия. Забирали всех лошадей в каждом дворе и сводили их в один большой двор. Делали единую общую конюшню, а так же сводили коров, тоже делали общий коровник, а молодняк ставили отдельно. Молоко для детей приносили уже с общей фермы. Зерно так же было вывезено из амбаров и засыпано в общий амбар.
Когда эта процедура проходила, нашего отца дома не было, он был в урмане, и лошадей рабочих дома тоже не было. Дома был один молодой жеребенок Рыжка, вот его увели, и две коровы у нас были, их тоже взяли.
Колхоз в нашей деревне просуществовал два - три месяца, а потом разбежался, что-то не так было сделано, не смогли заинтересовать крестьян, и опять все развели по своим домам, свой скот, зерно и прочее.
Отец вернулся, уже колхоза не было. Стали все единоличники, и так продолжалось до 1935 года. Только под большим нажимом вступили в 1935 году, но уже пятьдесят процентов за эти годы более зажиточных крестьян разъехались в город, а вступили те, которые были бедные, безлошадные. В основном ввели в колхоз семнадцать лошадей, а коров общих не было, оставили для личного пользования.
Моего отца постигло несчастье, когда он вернулся с лесозаготовки. Он немного отдохнул дома дня три-четыре, а потом поехал в город Куйбышев, там надо было получить деньги за выполненные работы.
Дело было зимой, где-то в феврале или в марте месяце, он ехал на санях, у него был поставлен плетеный короб и он сидел не в самом коробе, а с краю, вернее на борту короба.
Какие-то пьяные люди на большой скорости ехали на тройке, стали его обгонять, и пристежная лошадь выбила его с борта, он упал на землю и сильно ушибся об дорогу ногой, в которой находилась пуля от ранения на войне. Лошадь его, на которой он ехал, убежала за теми, что его сбили. Он остался лежать один на дороге, попытался встать, не смог, такой был сильный ушиб. Сколько пролежал он не помнит.
Люди ехали из Барабинска и подобрали его. Отъехали километра два или три, смотрят на дороге стоит лошадь, они говорят отцу:
- Это не ваша лошадь?
Отец смотрит:
-Да, это моя лошадь.
Она отбежала несколько километров, вожжи попали под сани, их натянуло, вот лошадь и остановилась. Его переложили в короб на его подводу, и он поехал в Куйбышев, но в таком состоянии появляться в контору передумал, и поехал обратно домой уже не через Барабинск, как он в начале ехал, а через деревню Гутово, где жил дядя Миша, и где жила моя мама до замужества. Отец думал, что отдохнет несколько дней в Гутово и поедет в Куйбышев, но, однако, этому не пришлось сбыться. Ему лучше не стало, а наоборот состояние ухудшалось.
Отец вернулся домой, его внесли в избу, и пролежал он до самого лета, не вставая. Нога у него совершенно отказала. Вся опухла и была совершенно не подвижная, даже пальцы и те не шевелились.
Время подошло выезжать в поле на пашню. Началась посевная, а отец был прикован к постели.
Мы в посевную спаривались с Литвиновыми и вместе сеяли. Отец послал мать к Литвиновым, чтобы она попросила их, прийти к нам, он хотел с ними поговорить.
Встреча такая состоялась. Мой отец попросил Литвиновых, особенно Николая, был он еще молодым парнем, неженатым, на много лет моложе моего отца, но они очень друг друга уважали и дружили. Отец попросил его, чтобы он выезжал на пашню и помог нам вспахать и посеять, и меня, чтобы взял с собой, я ему буду помогать боронить на лошадях.
Из меня еще в то время не особенно был полноценный помощник, но я уже на лошадях верхом ездил уверенно, хотя мне было семь лет, лошадей я не боялся.
Я с малолетства был к лошадям приучен. Не отставал от взрослых. Отец едет на лошади, обязательно берет меня или дядя Проня. Дядя Алеша меня приучал к самостоятельной езде, конечно, не раз приходилось падать, но это меня не страшило.
И так мы выехали на посевную, было это в 1930 году.
Дядя Коля пахал на лошадях, а я, вспаханные им полосы, боронил в три или четыре бороны. На передней лошади самой умной и спокойной верхом сидел и управлял, а остальные лошади были привязаны к задней лошади за бороны и ходили друг за другом.
Вставали мы, конечно, утром рано, хотелось спать, но я понимал, что надо работать. Дядя Коля лошадей запрягал сам и сажал меня верхом на лошадь. Под задницу на спину лошади стелил, что-нибудь мягкое, вроде ватного одеяла, чтобы было не так жестко. Седел у нас не было, но сидеть было нормально. Иногда под ноги делали примитивные стремена из ремня, тогда и ноги не уставали.
Вот так, весь день ездишь на лошади по десять - двенадцать часов, конечно, надоедало, и уставал, но приходилось мириться.
Характер был привит с малолетства, и мы в то время уже понимали. Не было такого случая, чтобы кто-то из нас сказал: не хочу, не буду. Еще можно было услышать, не могу, то есть не умею. Это еще было.
Однажды, меня, как всегда, дядя Коля посадил на лошадь и я начал боронить, прошел два, три круга. Ехал я около кустика, который рос на полосе и вот из этого кустика выскочил матерый заяц, и мои лошади его испугались, особенно та, на которой я сидел, как рванет в сторону и я, как мешок, свалился с нее и чуть не попал под бороны. Лошади так испугались, что рванули большой рысью и чуть сами себя не покалечили боронами. Дядя Коля кое-как их словил и успокоил. Если бы я попал под бороны, то вряд бы все обошлось благополучно.
Весеннюю посевную мы окончили вовремя и благополучно. Родители мои были очень благодарны дяде Коле и я, конечно, заслужил похвалу от своих предков, что внес свой посильный вклад в общее семейное дело.
С этого времени я уже систематически оказывал практическую помощь родителям: помогал ухаживать за скотом, давал корм, поил, рубил дрова, очищал двор от снега, а в летнее время работал на пашне, а в сенокос помогал сгребать ручными граблями сено и возил копны на лошади верхом. Так продолжалось до 1932 года.
