1937 - 26

16 [мая]. Был у Терентьева: т.к. он хочет дать свой «Колхоз» в горком на выставку, надо было проверить эту работу. Решили, что он даст ее. Пока говорил об этой прекрасной вещи, пришел Дормидонтов и принес инк «Гор[ода] Змиева», чтобы еще раз выверить эту работу. Затем пришел Миша; зная, что я буду у Терентьева, принес последнюю работу, сделанную в Карелии, — «Лыжник». Это портрет киноартиста Жакова[1]. Мише поставил на вид, что он сдает по рисунку, а из-за этого теряет на живописи. Сказал, как вести вещь. Во время этих разговоров была Смирнова; я договорился с нею, что она, кончая начатые вещи, начнет автопортрет.

В разговоре Миша сказал: на днях у него была Львова и сказала, что написала письмо т. Жданову. Она жалуется, что ей отказывают в работе, зная, что она работала с Филоновым; так, ей отказали в работе по росписи тканей. Дела ее плохи. Она сказала, что упомянула и про Филонова в этом письме: самого, мол, Филонова тоже «загнали в тараканью щель». Она жаловалась Мише, что ее муж ей не верен, изменил. Они более не муж и жена, но живут в одной комнате. Она прочла это письмо Ивановой и ее мужу — Суворову, и тот заметил ей, что она напрасно поминает про Филонова. Она спросила Мишу и Валю, правильно ли она сделала?

Я сказал Мише, Терентьеву, Дормидонтову и Смирновой, что Львова после моего с нею разрыва может делать все, что найдет нужным, на свой риск и страх. Я долго вышибал из ее головы, что нельзя думать и говорить: «У всех ответственных работников [зачеркнуто: партийцев] — толстые животы!» Она оставалась при своем мнении и говорила: «Вы не знаете! Вы сами хороший — вам и кажутся все хорошими!» Но после ее фразы: «Стахановский метод режет рабочих!» — я с нею счеты покончил. Я знаю, что она хороший человек, хороший товарищ, но знаю и то, какого сорта белогвардейская и троцкистская сволочь говорит и думает так, как наша «пролетарка» — Львова. Я думаю и думал, что подобный образ мыслей у Львовой мог быть, пожалуй, заимствован от ее мужа; если так — поскольку он ей изменил, — она поймет, может быть, теперь, чему равны его слова и какая в них правда, коли он, как муж, способен на вероломство и обман по отношению к ней.