26 [апреля]. Вечером был Дормидонтов. Его портрет «зарезан». Герои этой резни — Дроздов и Тырса. Я велел нести автопортрет в Русский музей и вместе с Терентьевым действовать через Бродского. Если, как слышал Дормидонтов, в Русском музее жюри не будет, — обратиться за помощью к т. Жданову, добиться встречи с ним. К Жданову надо идти вместе с Терентьевым. С собою взять отведенные работы. Можно взять и вещи Ивановой. Если Львова не попала на выставку, я велел взять и ее «Делегатку» к Жданову. Когда он вынес непринятый «Автопортрет» из горкома, пошел дождь. Боясь везти его домой в Лесной, Дормидонтов занес его к знакомым. На другой день, когда он за ним явился, ему сказали, что живущий в этом же доме Матвеев, скульптор, профессор Академии, вчера смотрел эту работу. При виде ее он пришел в сильное возбуждение, в ярость. Он сказал, что это «самая безобразнейшая вещь» из всех виденных им. Эта вещь вполне достойна «позорной, гнусной филоновской школы». «Пусть автор несет ее к Бродскому — он от нее придет в восторг. Это как раз то, что он требует, что он любит».
По словам Дормидонтова, в газете «Советское искусство» приблизительно так же, в таких же выражениях, упомянули недавно нашу «Калевалу».