5 августа. Часов в 6 ко мне неожиданно пришел Турулин, а с ним Трухачов. Трухачов работал со мною, один из первых, в 1925 г., когда в Академии я вел работу с группою учащихся. Но он же был одним из первых комсомольцев, ушедших от меня по команде ректора Эссена. Он прислал мне первое «отрицательное» письмо в 1925 г. зимою. С тех пор я его не видал, но знал, что он администрирует по музейной работе. По его словам, он вычищен из партии: комиссия по чистке предполагает, что где-то на юге, попав из рядов Красной Армии в лазарет, он из лазарета пошел добровольцем в Дроздовский полк. Он принес две фотографии своих работ, сделанных, как он сказал, «в вашем плане», но там нет никакого «нашего плана», о чем я ему и сказал. Я посоветовал ему во что бы то ни стало добиться своего восстановления в партии. Т.к. Турулин был против этого, на том основании, что это необычайно трудно и займет много времени и труда, я всеми мерами и доводами, но с успехом доказывал Турулину и убедил его, что на это силы экономить — смешно.
Трухачов сейчас работает в реставрационной Эрмитажа, куда устроил и своего старого товарища Турулина.
Я Трухачова совершенно не знаю, но наверное, судя по всему, что я в нем подметил, он не был добровольцем у белых. На чистке его товарищи Капман и Куранов, также работавшие со мною в 1925—26 гг., дали уклончивые и отрицательные показания в его защиту.
Трухачов, по словам его и Турулина, был так сильно потрясен исключением из партии, что до сих пор не предпринял никаких мер для своего восстановления и реабилитации.