У Симы были две двоюродные сестры, Боду и Сима Вышкауцан. Они были старше моей Симы лет на 10. В 1928 году Боду вместе с мужем и маленькой девочкой на руках, уехала в Израиль. Моей жене Симе было тогда лет 10, но она помнила это событие. Муж Боду был водителем автобуса, но кроме этого он был сионистом, да еще и убежденным коммунистом. В то время коммунистическая партия Израиля была общая, для евреев и арабов. Их маленькая девочка выросла и к 20-ти годам стала очень привлекательной девушкой, которая разделяля мировоззрение отца. Ее звали Хая, и она часто вместе с отцом посещала клуб коммунистов Израиля в городе Хайфа, где они жили.
Там она познакомилась с арабом Эмилем Тума, доктором философских наук, членом ЦК Компартии Израиля, главным редактором газеты компартии Израиля, депутатом Кнессета. Газета «Правда» два раза в год публиковала его статьи о состоянии коммунистического движения в Израиле. Я помню, что я несколько раз читал эти его статьи. Сам он был красивым, стройным мужчиной из интеллигентной арабской семьи. Вскоре они решили пожениться. Родители Хаи и мать Эмиля особенно не возражали и хотели только счастья своим детям. Правда, родственники Хаи, братья ее матери, которые занимали высокое положение в Хайфе, были решительно против и были готовы чуть ли не на убийство Эмиля. Но любовь победила. Они поженились, а вскоре появились и дети, два мальчика.
Шли годы. Первым секретарем ЦК Компартии Израиля был ставленник Москвы – Микунис. В это самое время Эмиля Тума посылают в Москву на два года учиться в высшей партийной школе для иностранных коммунистов. Естественно, вместе с женой. По линии этой же программы их детей отправляют в ГДР на учебу в высшие учебные заведения для получения медицинского образования. Все это тоже естественно бесплатно. Эмиль Тума и Хая обосновались в Москве. В какой-то момент Эмиль обратился в соответствующие органы с персональной просьбой. Так как его жена Хая имеет тетю в Кишиневе, то они просят предоставить ей возможность поехать в Кишинев повидаться с ней. Просьба была рассмотрена и колесо закрутилось.
В один прекрасный день к Хаиной тете, Симе Вышкауцан, пришла домой комиссия из трех человек. Они ей сообщили, что к ней собирается приехать из Москвы ее племянница Хая и им надо проверить, какие у них жилищные условия, готовы ли они принять гостя. Домик у Симы Вышкауцан был небольшой, на второстепенной улице. Но жить можно. И вот на следующий день связисты в срочном порядке тянут телефонный кабель к этому дому и устанавливают телефон, который Симе до этого не мог привидеться даже во сне. Рядовые граждане обычно стояли в очереди за телефоном в течение всей жизни, да так его обычно и не дожидались.
Через пару дней Хая в сопровождении переводчика (русский она не знала, говорила только на иврите и идиш) приехала в Кишинев. В аэропорту ее встретила зав. отделом ЦК по работе среди женщин, и все на черной 'Волге' отправились в гостиницу ЦК. Оттуда Хая созвонилась с тетей. Распорядок поездки был такой: первую половину дня ей показывали достопримечательности Кишинева, в том числе знаменитые подземные хранилища молдавских вин, некоторые молдавские предприятия, а затем ее отвозили к тете, где она могла оставаться до 10 вечера, когда приезжала черная 'Волга' с переводчиком и ее отвозили обратно в гостиницу.
В один из таких вечеров тетя устроила прием в честь Хаи. Она пригласила всех родственников, живущих в Кишиневе, в том числе и меня с Симой. Мы увидели Хаю в первый раз. В свои 50 лет она выглядела очень молодо. Высокая, красивая, с черными длинными волосами. Она передала нам подарки от сестры и брата моей Симы, которые покинули Кишинев раньше нас и уже жили в Израиле, где они часто виделись с Хаей. Хая нам рассказала и об их сказочной жизни в Москве. Каждый вечер – посещение театра или концерта, экскурсии по Москве и поездки в другие города Союза, путевки в лучшие санатории, летом – круиз по Средиземному морю. Муж ей часто говорил,- видишь, Хая, так могут жить только богатые капиталисты, или руководящие кадры коммунистов. Часов в 9 вечера подьехала черная 'Волга' с переводчиком, которого тоже пригласили к столу. Этот русский парень так шпарил с ней на иврите, как будто говорил на своем родном языке. Он не отказался попробовать еврейские блюда и запить их красным молдавским вином. Так мы повидали Хаю, израильскую племянницу Симы.
Ее дети в ГДР женились и остались там жить. Родители одной из невест, т.е. сваты Хаи и Эмиля, старые коммунисты из догитлеровских времен, успели выехать из Германии, долго жили в Израиле, а после войны вернулись в ГДР и жили в Берлине. Однажды они приехали из ГДР в Одессу к своим близким знакомым. Сестра и брат Симы из Израиля сообшили нам, где и когда они будут, и мы поехали в Одессу с ними познакомиться. Они рассказали нам, что в ГДР к ним очень хорошо относятся, благодаря их прежним заслугам перед коммунистическим движением в Германии. Эту категорию граждан называют – 'Борцы за социализм и коммунизм'. Они пользуются большими привилегиями, в том числе бесплатными туристическими поездками в Москву. Они рассказывали о пышных приемах, что для них устраивали в Союзе. На столах всегда было много черной икры и других дефицитных яств, и они возмущались, как советские коммунисты могут это делать, когда их собственный народ живет очень плохо.
Вернемся к Хае. После окончания командировки в Москве, она и Эмиль вернулись в Израиль. Вскоре Эмиль тяжело заболел и умер. На его похоронах было почти все арабское население Хайфы. Примерно в это же время умерла и мать Хаи, а она сама, отвергнутая всеми родственниками (кроме отца), с трудом нашла работу в небольшой библиотеке в Хайфе. Я недавно звонил в Израиль Жене, золовке Симы, и она рассказала мне, что Хая живет одна в Хайфе, дети ее в Германии, и она никак не может забыть то счастливое время, когда она была вместе со своим любимым мужем арабом Эмилем.
Я думаю, сейчас самое время рассказать о судьбе другого человека, тоже убежденного коммуниста. В нашем городе Оргееве жил один бедный молодой еврей по фамилии Вайншток. Имени, к сожалению, не помню. Он быстро проникся идеями Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Он скорее всего был резидентом в Оргееве подпольного центра коммунистической партии Румынии. Сигуранца, румынская служба безопасности, его быстро вычислила, и при обыске у него нашли запрещенную литературу и листовки. Его арестовали и осудили на 15 лет каторжных работ в соляные копи, в Жилава, где уже находились все активисты подпольной румынской коммунистической партии во главе с Георгиу-Деж, будушим премьер-министром Румынии. Я помню, как Вайнштока вели в здание суда. Дорога от тюрьмы до суда шла мимо нашей школы, а у нас как раз была перемена. Ноги и руки его были в цепях. Вокруг него шли четыре солдата с винтовками наперевес. До сих пор в ушах звон цепей, повторющий ритм его шагов. Интересно, как общество и страна боялись одного человека и так его охраняли, а он один и не боялся бросить вызов обществу и бороться за свои убеждения. После окончания войны и установления в Румынии просоветского режима, все коммунисты, отбывающие срок в румынских тюрьмах, были освобождены. Вайншток вернулся в Оргеев, затем переехал в Кишинев. Советы не признали его заслуг в коммунистическом движении, никакими привилегиями он не пользовался. При Сталине, на таких смотрели с подозрением, а не троцкист ли. Я помню, он устроился работать в каком-то пункте приема стеклотары. Вскоре там обнаружили недостачу пустых бутылок. Последовал суд и ему дали 8 лет уже советской тюрьмы.
По иронии судьбы, самым богатым человеком в Оргееве был другой еврей, тоже с фамилией Вайншток. В 1940 году, когда Советы оккупировали Бессарабию, они дали три дня румынам для эвакуации. Так вот он при помощи румынского офицера, дружившего с его женой, сумел в эти три дня покинуть Оргеев и добраться до Бухареста. Затем он поселился в Швейцарии, рядом со своим миллионным счетом в одном из швейцарских банков.
Свободное копирование
