1930 - 3

[1] Макаров Михаил Константинович (1904 — вторая половина 1960-х) — живописец. Учился в быв. Центральном училище технического рисования барона Штиглица в Петрограде (1920—1922), затем — в АХ (1922—1926). Вероятно, был знаком с Филоновым еще в годы учебы в АХ, но в коллектив МАИ пришел после 1927 г. [21, с. 122]. Участвовал вместе с другими членами объединения в выставке «Современные ленинградские художественные группировки». Для «Калевалы» сделал одну иллюстрацию и оформил обложку. О.В.Покровский приводит воспоминания Закликовской об этом периоде работы Макарова: «...Михаил Константинович жаловался мне на свою измотанность и жестокость требований Филонова. »Этот кусок лучше, а этот хуже", — говорил Павел Николаевич на просмотре. Миша переделывал. «А теперь этот кусок лучше, а этот хуже». Макаров опять переделывал. Хотел передать ощущение древних рун. Вымотался, но сделал" [233, л. 88]. Сведений о дальнейшей творческой деятельности не найдено. Возможно, после Великой Отечественной войны занимался монументальной живописью.

[2] Николаев Степан Андреевич (1902—?) — живописец. Рабочий Октябрьской железной дороги и Ижорского завода. Короткое время обучался в быв. Центральном училище технического рисования барона Штиглица у А.Е.Карева, откуда зимой 1922/23 г. был переведен в АХ, образование в которой завершил в 1926 г. [203, л. 90]. Тема дипломной работы, вероятно, связана с художественным отображением строительства Волховской гидроэнергетической станции [183, л. 26]. В 1925 г. начал посещать мастерскую Филонова.

[3] В это время в Русском музее находились произведения Филонова, еще весной 1929 г. принятые администрацией на его персональную выставку.

[4] Хантингтон-Хукер Элен (Huntington-Hooker Helen) — художница из Нью-Йорка, с которой Филонов познакомился в декабре 1928 г. Общение с молодой американкой, судя по дневнику Серебряковой, произвело на него большое впечатление. Филонов занимался с ней некоторое время по своей системе, в надежде, что она «распространит в Нью-Йорке» идеологию аналитического искусства [20, с. 161—162; 236, ед. хр. 39, л. 25 об.].

[5] Возможно, Александра Николаевна Якобсон, которая в 1930 г. оканчивала живописный факультет АХ.

[6] Возникновение школы Филонова, ее деятельность и раскол необходимо рассматривать в контексте этого сложного, во многом трагического времени. Безусловно, раскол коллектива явился прежде всего результатом ужесточения политической ситуации в стране, наступления на т.н. левые течения, в частности, планомерной травли искусства Филонова и его последователей, о чем свидетельствуют, помимо известных фактов, и версии, приводимые непосредственными очевидцами событий: «Спорили о том, доступно, нужно ли их искусство пролетариату» (Л.Ф.Фролова-Багреева); «Причина раскола — политическая. Комсомольцы и партийцы выступали против аполитичности некоторых произведений» (Е.А.Кибрик). Ученикам Филонова, не отрекшимся от него, трудно было найти работу. Поэтому, наряду с основным поводом к расколу, назывались и причины, связанные с экономическими трудностями: «...было трудное время — пятилетка, индустриализация. Продукты выдавались по карточкам только постоянно работавшим. Ученики обзаводились семьями, которые нужно было кормить» (Р.М.Левитон) [356, л. 65]. Однако, может быть, следует обратить внимание и на причины так называемого внутреннего порядка, которые могли сыграть определенную деструктивную роль в судьбе коллектива. В основу деятельности филоновской школы была положена идея коллективной работы. При этом, провозглашая как единственно возможный метод обучение в коллективной мастерской с достаточно суровым уставом, с системой товарищеского суда при отборе вещей на выставки [323, л. 3 об.; 326], Филонов строил свою модель мастерской «по ренессансному идеалу, где »мастер" не ставит себя в авторитарно-иерархическое положение по отношению к ученику, но является человеком, владеющим инструментом и секретом ремесла. Мaстера и ученика связывает не столько профессиональное обучение, сколько полное единство духовных и моральных принципов, принятие общих обетов почти религиозного братства, принятие особой веры, самодисциплины и самоограничений" [75, с. 241]. Но то, что было органично для Филонова, что вытекало из неповторимого склада его личности, не обязательно оказывалось таковым для всех членов коллектива МАИ, этого сложного организма, к моменту раскола объединявшего людей, различных по характеру, темпераменту, взглядам, образованию, наконец, степени таланта и профессиональной подготовки. Во главе школы стоял профессионал, личность в высшей степени талантливая, яркая, неординарная, в характере которой подвижничество, бескомпромиссность и жесткость в отстаивании своих принципов сочетались с такими редкостными качествами, как бескорыстие, жертвенность. Филонов, несомненно, вызывал желание подражать ему, однако это желание зачастую наталкивалось на невозможность до конца понять и принять предложенную им формулу жизни в искусстве. Размышляя много позднее о причинах раскола, Т.Н.Глебова напишет: «Зачатки раскола были, по-видимому, при начале образования коллектива МАИ» [21, с. 114]. Возможно, уже тогда, в 1926 г., вскоре после прихода в коллектив, она изнутри сумела почувствовать зарождающуюся напряженность атмосферы, оказавшейся к 1930 г. чреватой взрывом.

[7] Вахрамеев Константин Васильевич (1889—1934) — живописец, график. Родился в Ярославле. Учился на живописном факультете Ярославских художественных мастерских, в 1921—1922 гг. — в Петроградских ВХТМ, откуда был командирован в АХ. Во время учебы, ввиду трудного материального положения, работал наборщиком в академической типографии. Курс обучения закончил в 1925 г., однако, поскольку у студента Вахрамеева вовремя не оказалось денег «на постановку живой натуры», согласно разрешению ректора Э.Э.Эссена он приступил «к исполнению дипломной работы с выпуском 1926 г.» [160]. Один из первых учеников Филонова. Участвовал почти во всех выставках коллектива МАИ. Три произведения Вахрамеева («Автопортрет», 1927—1928; «5 в 2" и этюд к картине »1905 год в Ярославле") были приняты на выставку ленинградских художников «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» [221, л. 41, 43 об.]/$FОб этой выставке и участии или попытке участия в ней коллектива МАИ см. коммент. 124./. Во время работы над иллюстрациями к «Калевале» произошел разрыв с Филоновым. Разобраться в причинах этого конфликта теперь сложно, во всяком случае он находился в прямой связи с осложнением отношений Филонова с Капитановой. После ухода из коллектива экспонировал свои произведения на выставках ленинградских художников [148, с. 19, 50, 95].

[8] Лукстынь Ян Карлович (1887—1930-е) — живописец, график. Родился в Риге. Работал слесарем. В 1918—1919 гг. воевал на фронтах гражданской войны, в результате ранения потерял правую руку; в 1919—1920 гг. находился в белогвардейском плену. Командированный в 1922 г. Латышской секцией РКП(б) в АХ, сначала был зачислен на общий курс, а затем переведен на живописный факультет. Любопытное свидетельство о материальном положении Лукстыня в этот период сохранилось в его студенческом личном деле: не имея средств на оплату натурщиков, Лукстынь просит правление АХ разрешить ему пользоваться в работе некоторыми предметами академической костюмерной — «манекеном, костюмом офицера и одним револьвером» [176, л. 12]. Знакомство с Филоновым произошло не позднее 1925 г. Косвенным подтверждением этого является заявление Лукстыня в правление АХ от 17 декабря 1925 г. об оставлении им учебного заведения. В заявлении явно прослеживается влияние взглядов Филонова на систему академического образования: «...Академия художеств не несет те знания, которые могли создать художника, полезного работника для Советского Союза. Учебный план не соответствует даже низшей школе времени царя. Академия художеств не имеет в своих рядах тех художников, которые действительно могли бы поставить Акад[емию] худож[еств] на должную высоту профессионального мастерства» [там же, л. 18]. Став в 1925—1926 гг. членом МАИ, Лукстынь участвовал в большинстве совместных работ коллектива. Художник не присутствовал на собраниях, приведших к расколу; не работал над иллюстрациями к «Калевале» и постепенно отошел от группы [21, с. 122]. На выставку «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» представил три картины («Известие о смерти Ленина», «Женский портрет» и «Портрет Ленина») [221, л. 46]. В 1930-х гг. был репрессирован/$FСвидетельство П.П.Ефимова со слов П.М.Кондратьева./.

[9] Мешков Владимир Алексеевич (1893—1976) — живописец, график. В коллектив МАИ пришел, вероятнее всего, в 1929 г., перед Первой общегородской выставкой, в которой участвовал работой «Человек» (тушь) [135, с. 18]. На выставку «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» представил четыре работы, которые не были приняты комиссией к экспонированию [221, л. 8]. Для «Калевалы» исполнил пять иллюстраций.

[10] Мерзляков Николай Петрович — скульптор. Вероятно, работал с Филоновым в течение 1930 г. Участвовал двумя работами («Ун» и «Сын Уна» в выставке «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» [221, л. 8]).

[11] Ганкевич Сергей Васильевич (1892—1942) — график. Родился в Умани. Окончил Киевское художественное училище, продолжил образование в Москве. В 1918—1919 гг. работал преподавателем графического искусства и лепки в учительской семинарии г. Великие Луки. Затем — гражданская война, ранение, плен. В 1923—1930 гг. продолжил педагогическую деятельность в великолукских школах. Знакомство с Филоновым произошло, вероятно, в 1928 г., когда, по воспоминаниям Е.А.Серебряковой, Ганкевич познакомился с филоновским методом и «был поставлен »на сделанность"" [236, ед. хр. 39, л. 7 об.]. Можно предположить, что и в дальнейшем он неоднократно пользовался советами Филонова, показывая ему свои работы и работы учеников, о чем свидетельствует продолжение тех же записей Серебряковой: «У П.Н. был учитель из Великих Лук. Привез много образцов [работ] своих учеников, детей от 10 до 14 лет. Некоторые работы меня поразили выразительностью и тщательностью учитель преподает по филоновскому методу. Он произвел на меня впечатление человека дерзающего, упорного, с большим норовом, энергичного и любящего свое дело. В Великих Луках его считают сумасшедшим и [говорят], что дети рисуют неподобающие вещи. Рисуют они город, деревню, поле, кооператив, домашнюю обстановку, демонстрации и т.п. Толпа у некоторых из них выходит лучше, чем у некоторых художников, картины которых выставляются. Он ставит в клубах спектакли со своеобразными декорациями» [там же, л. 7—7 об.]. В составе коллектива МАИ Ганкевич участвовал в выставках «Современные ленинградские художественные группировки» [134, с. 29; 236, ед. хр. 39, л. 6 об.] и Первой общегородской выставке изобразительных искусств [135, с. 7]. Во время раскола коллектива остался с группой меньшинства. С 1931 г. жил в Ленинграде.