Помню один раз, перед вечером зашел в комендатуру высокий красивый брюнет, дважды герой Советского Союза, летчик полковник Таран, и хотел переночевать в гостинице. Я дежурил в тот вечер вместе с заместителем коменданта, уже не молодым низкого роста старшим лейтенантом. Я выписал пропуск и даю ему на подпись. Он, видимо не шибко грамотный, начал медленно выводить каракули своей подписи. Полковник Таран смотрел сверху на него и говорит, - Ой, старший лейтенант, тебе бы на червонцах расписываться надо. После войны я нашел случайно книжку про полковника Тарана, дважды Героя Советского Союза.
Хорошо помню немца с большим горбатым носом - часового мастера, который жил недалеко от комендатуры. Он должен был ремонтировать часы только по записке из комендатуры. Приходит к нему однажды военный и просит отремонтировать часы. Немец естественно просит записку из комендатуры. Тот вынимает пистолет из кобуры и говорит – брось все работы и ремонтируй мои часы. Пришлось уступить. С этим часовым мастером я жил хорошо. Его жена часто приходила в комендатуру и говорила мне на немецком: "Господин переводчик (Her Dolmetscher), заходите к нам вечером на чашку чая, я испекла вкусный кекс."
Вспоминается другой случай. Военные проходят через деревню. Находят старосту (бургомистра). Привязывают его к дереву и не отпускают, пока не отдадут им двух коров. В советской зоне оккупации были и более серьезные случаи. Иногда они доходили до западной прессы. В армии вышел тогда приказ, что в части, где произойдет такого рода нарушение дисциплины, будет снят командир части, вплоть до командира дивизии. Конечно, такое поведение временами можно было понять после того, что творили немцы в Советском Союзе. Способствовали этому и зажигательные статьи Ильи Эренбурга в газете «Правда», которые призывали к возмездию. Были, например, такие заголовки: «Дорога на Берлин идет через пух перин». Чтобы поставить конец таким призывам в «Правде» вышла статья Александрова «Илья Эренбург упрощает».
Помню еще такой случай. Пришла в комендатуру немолодая уже немка, принесла пилотку и партийный билет, и говорит, что офицер ее изнасиловал. Оказалось, что эти вещи принадлежали летчику, майору из воинской части, расположенной неподалеку от города.
Помню один раз, перед вечером зашел в комендатуру высокий красивый брюнет, дважды герой Советского Союза, летчик полковник Таран, и хотел переночевать в гостинице. Я дежурил в тот вечер вместе с заместителем коменданта, уже не молодым низкого роста старшим лейтенантом. Я выписал пропуск и даю ему на подпись. Он, видимо не шибко грамотный, начал медленно выводить каракули своей подписи. Полковник Таран смотрел сверху на него и говорит, - Ой, старший лейтенант, тебе бы на червонцах расписываться надо. После войны я нашел случайно книжку про полковника Тарана, дважды Героя Советского Союза.
Хорошо помню немца с большим горбатым носом - часового мастера, который жил недалеко от комендатуры. Он должен был ремонтировать часы только по записке из комендатуры. Приходит к нему однажды военный и просит отремонтировать часы. Немец естественно просит записку из комендатуры. Тот вынимает пистолет из кобуры и говорит – брось все работы и ремонтируй мои часы. Пришлось уступить. С этим часовым мастером я жил хорошо. Его жена часто приходила в комендатуру и говорила мне на немецком: "Господин переводчик (Her Dolmetscher), заходите к нам вечером на чашку чая, я испекла вкусный кекс."
Вспоминается другой случай. Военные проходят через деревню. Находят старосту (бургомистра). Привязывают его к дереву и не отпускают, пока не отдадут им двух коров. В советской зоне оккупации были и более серьезные случаи. Иногда они доходили до западной прессы. В армии вышел тогда приказ, что в части, где произойдет такого рода нарушение дисциплины, будет снят командир части, вплоть до командира дивизии. Конечно, такое поведение временами можно было понять после того, что творили немцы в Советском Союзе. Способствовали этому и зажигательные статьи Ильи Эренбурга в газете «Правда», которые призывали к возмездию. Были, например, такие заголовки: «Дорога на Берлин идет через пух перин». Чтобы поставить конец таким призывам в «Правде» вышла статья Александрова «Илья Эренбург упрощает».
Помню еще такой случай. Пришла в комендатуру немолодая уже немка, принесла пилотку и партийный билет, и говорит, что офицер ее изнасиловал. Оказалось, что эти вещи принадлежали летчику, майору из воинской части, расположенной неподалеку от города.
Возможно, кто-то помнит, что вскоре после Победы состоялись выборы в Верховный Совет СССР. Я был назначен членом избирательной комиссии. Командовал немцами, обьясняя, как надо оборудовать избирательные кабины и сами избирательные участки. Вечером на окраине города приземлился самолет (кукурузник), и мы передали им протокол с результатами голосования.
Еще свежо в памяти такое событие. Однажды утром, мимо комендатуры двигалась огромная масса людей. Это были французы, которые находились на принудительных работах в районе Кенигсберга. Говорили, что их было 5,000.Они своим ходом возвращались в Париж. Было жалко смотреть на этих людей, исхудавших, одетых как попало. Многие из них шли рядом со своими подругами и толкали самодельные приспособления в виде колясок, в которых находились плоды их любви, маленькие детишки. И тогда и сейчас я не могу понять, как эта масса кормилась и отдыхала в дороге. Ведь этот марш не был организован властями, которых в эти первые после победы дни вообще еще не существовало. А если где –то власть и существовала, ей было не до этого.
Помню также, что в городе были специальные бригады по демонтированию оборудования деревообрабатывающего комбината; по демонтированию счетчиков из оставленных квартир; бригады, которые собирали велосипеды. Может все это можно было оправдать после того, что немцы разрушили тысячи городов и сел в Советском Союзе. Но обращение со всем этим имуществом велось не по-хозяйски. Это все бросали в товарные вагоны, и вряд ли они смогли принести какую-то пользу в будущем. Все делалось в спешке, так как надо было все загрузить в вагоны до определенного срока. Все, не отправленное или не погруженное в вагоны, оставалось полякам, к которым переходила южная часть Восточной Пруссии. Помню встречу с польской стороной, которой передавали власть в городе. Комендант майор Романенко сидел рядом с водителем, а я на заднем сидении держал знамя СССР. Мы выехали на окраину города. Вскоре появился кортеж из трех машин, на которых прибыли представители новой власти. У них в руках было знамя Возродившейся Польши. Так закончилась моя служба в комендатуре города Ортельсбурга. Майор Романенко был направлен командиром штрафного батальона. Я отправился в отпуск искать моих родителей, о чем я писал уже раньше. После отпуска я вернулся для продолжения службы в г. Кенигсберг (Калининград). Служил переводчиком в Кенигсберге, в Палмникен (сейчас Янтарное), в Куменен, откуда был демобилизован в декабре 1945 года.
Свободное копирование
