О нашем "свиноводстве" говорить не стоит: дюжина свиней, купленных нами вместе с чакрами, просуществовали недолго: часть передохла, остальных успели вовремя съесть. Керманова эта отрасль хозяйства совершенно не интересовала, а так как в колонии все зависело исключительно от его решений, тем дело и кончилось.
Немногим лучше было и с курами. Чтобы предохранить их от всевозможных мелких хищников, был только один надежный способ: огородить мелкой проволочной сеткой с боков и сверху. Но это было нам не по карману и мы пытались заменить ее всякими самодельными заграждениями, которые нисколько не помогали, и даже наоборот: куры вылезти наружу не могли, и куроеды без труда проникали внутрь. Опоссумы, удавы, игуаны, крысы и прочие лесные гастрономы стали рассматривать наш курятник как бесплатный и очень удобный ресторан, поедая птицу, не имеющую возможности ни спрятаться, ни спастись бегством.
Когда мы догадались выпустить кур на свободу, дело пошло гораздо лучше и потери сократились во много раз. Но куры начали нестись в зарослях и добрая половина яиц для нас пропадала, их невозможно было найти. Иногда какая-нибудь курица исчезала, а через месяц появлялась из леса с выводком цыплят. Обычно же, чтобы спасти наседку и дать ей возможность высидеть потомство, приходилось устраивать гнездо под чьей-нибудь кроватью, да и там нередко на нее нападали крысы.
Из крупной живности "колхоз" обладал четырьмя волами и пятью лошадьми (кроме этого, у многих были собственные). Разумеется, такое ничтожное количество рабочего скота не могло удовлетворить потребностей колонии, тут каждая крестьянская семья имела его гораздо больше, ибо при здешних дорогах только в одну телегу следовало впрягать шестерик волов. Керманов это понимал так же хорошо, как и все остальные, но из упрямства, посадив колонию в таком месте, где не было пастбища, ему только и оставалось делать вид, что купленного скота нам вполне достаточно. Животных приходилось кормить маниокой и кукурузой, первое время, пока были деньги, для них даже покупалось прессованное сено в Концепсионе, и при увеличении поголовья это было бы, конечно, чересчур накладным.
О наших лошадях я уже писал, а волов мы купили на эстансии Бонси, уплатив за каждого по 1,300 пезо (около трех долларов). Они были уже приучены к упряжке, работали хорошо и были послушны, если не считать некоторых общеволовьих слабостей. Одна из них заключается в том, что если впряженные в телегу волы заметят поблизости лужу, хочется им пить или не хочется, они все равно свернут с дороги, и обмакнув морды в воду, будут стоять, делая вид что пьют, хоть до трубы архангела, если вы недостаточно энергично действуете палкой. Таким же законным основанием к отклонению от пути, с воловьей точки зрения, служит валяющийся в стороне апельсин. В часы наибольшего зноя они иногда, будто сговорившись, разом выходят из состояния обычной флегмы и сменив черепаший шаг на бодрую рысь, тащат телегу в тень ближайших деревьев, откуда их чрезвычайно трудно выгнать обратно на дорогу и лучше всего, если позволяет время, дать им получасовую передышку.
Наши волы переносили жару довольно легко, за исключением одного, который был черного цвета. Решив, что в этом и заключается корень зла, Керманов, не долго думая, приказал вырядить его в белый балахон и чепчик.
Получив заказ на этот, не предусмотренный никакими модными журналами туалет, наши дамы сначала долго смеялись, а затем, обсудив фасон, сняли с вола мерку и два дня спустя обмундирование было готово.
Бедный Жених, как звали этого вола, в своем наряде имел вид до чрезвычайности удрученный. Грустными глазами выглядывая из-под чепчика, он как бы спрашивал умирающую от смеха публику — за что так надругались над его воловьей старостью? Однако обстоятельства вызволили его из этой неприятной истории: глядя на белый саван, остальные волы очевидно принимали своего коллегу за привидение и шарахались от него как черти от креста. Впрячь кого-либо из них в одну телегу с Женихом было совершенно невозможно и поневоле пришлось навсегда снять с него чехол.
Свободное копирование
