Учиться в восьмом классе гимназии мне было легко. Среди учителей были очень выдающиеся знатоки своего предмета, например, словесник Орлов, учитель истории Андрианов, преподаватель греческого языка Томасов, латыни — Санчурский. Из товарищей моих особенно помню Нарбута, который по окончании гимназии прошел курс Военно–медицинской Академии и Историко–филологического факультета. Он стал специалистом по невропатологии и был профессором Военно–медицинской Академии.
Особенно интересен был остроумный Витмер. Он был крайним скептиком, пессимистом и злостным атеистом. Страдая туберкулезом в тяжелой форме, он знал свою обреченность и не мог простить судьбе своего несчастия. Беседы с ним были интересны, но его кощунства и едкие нападения на Церковь отталкивали меня, хотя я в это время и сам был материалистом–атеистом. Вскоре после окончания мною гимназии Витмер умер.
Вспоминается мне еще немец К. Идя однажды со мною после уроков по набережной Невы на Васильевском острове (Историко–филологический институт и гимназия при нем были рядом с университетом), К. сказал, что читает «Мертвые души» Гоголя и восхищается Чичиковым, как прекрасным изображением положительного типа.
После всего пережитого мною за границей, после того, как я уже был студентом швейцарского университета, мне было странно сидеть опять на гимназической скамье. Особенно казалось мне унизительным надевать на спину ранец с книгами, как требовали правила того времени. Евгения Константиновна, следя за исполнением мною требований гимназической жизни, сама надевала на меня ранец по утрам, но на улице я снимал его и нес в руках.