Странная, полная своеобразных эмоций была эта жизнь - жизнь молодой семьи лесничего, людей, в доме, заброшенном на окраину многоверстной казенной рощи, которой заведовал отец.
"Дремучий лес" был тут, сейчас за конюшней. Не было огорода, не было сада.
"Одни-одинешеньки во всей округе! А в лесу - разбойники... В лесу беглые... В лесу - медведи",- говорит няня, вторят крепостные девушки, Катерина и Дуняша, шепчет девочка, 9-летняя Параша, боится мать, верю я...
Отец часто и подолгу отсутствует: объезжает казенную рощу. Когда он дома, никто не боится: у отца в кабинете есть ружье - все спокойны. Но когда отца нет, что делать? В доме одни женщины и дети. Темный, стихийный страх от мала до велика охватывает всех. Единственный представитель физической силы крепостной повар Прокофий; в случае "нападения" все надежды на него.
Подавленный при дневном свете страх из простой опасливости превращается в острую жуть, когда наступает темнота ранней ночи.
Мать - невообразимая трусиха и первая заводчица, заражающая своим настроением всех домашних. Прежде чем лечь в постель, часов в 9 вечера, она берет оплывающую сальную свечу (няня сама "лила" их) и обходит темные, неосвещенные комнаты в сопровождении служанок; освещает все углы и закоулки в боязливом ожидании: вот-вот откроет тут или "под лестницей" спрятавшегося чужого человека; заглядывает под диван, под кровати, особенно под кровати, где всего легче может притаиться страшный "разбойник" с большим "кухонным" ножом в руке... Каждую минуту она готова шарахнуться и закричать "не своим голосом" от ужасной встречи. С бессознательным эгоизмом Катерину мать кладет спать поперек двери своей спальни, чтобы "разбойник" не мог войти, не разбудив спящей; Парашу, спавшую мертвым сном деревенской девочки, укладывали с той же целью на полу неподалеку от детской кроватки. Прокофий, как сильный и самый храбрый, спал для общего успокоения непробудным сном на ларе в самом опасном пункте - у входной двери, запертой на ключ, на крючок и задвижку. "В лесу - разбойники... В лесу - беглые... В лесу - медведи..."
Да, медведи, и доказательство тому - большая бурая шкура с лапами у двуспальной кровати матери.
Я верю: ночью идет своя особая жизнь. Кошка, которую я тискала днем, может ночью отплатить мне. Может прийти и, "вцепившись в горло", задушить своими когтистыми лапками. И кукла, которой я совсем не нарочно оторвала руку и разбила голову, оживет и явится, чтобы сделать мне то, что я ей сделала. А медвежья шкура? Очень просто: она тоже может ожить зашевелится... встанет на лапы... и... и...
"Скрипи... скрипи, липова нога", - говорит медведь в сказке.
"Идет, нейдет - переваливает",- рассказывает мамочка.
Отрубил мужик медведю ногу и отнес жене. Приставил медведь себе ногу деревянную... И пошел медведь к бабе в деревню.
Скрипи, скрипи, липова нога!
По деревне все спят...
Одна баба не спит:
Мое мясо варит...
На моей шкуре сидит...
Мою шерстку прядет...
Приду... приду... съем!
Мать делает зверскую физиономию, страшно разевает рот и быстро закрывает его, щелкнув зубами...
...Смотришь при свете лампадки на шкуру медведя... Смотришь пристально, долго... и кажется... что-то меняется, и она... начинает... пошевеливаться...
Свободное копирование
