А пока что я решила устроить себе праздник-путешествие на Байкал, Наташа звала в гости. Первый год не брала отпуск - накопила 48 дней и поехала.
Туда ехала поездом пять или шесть дней, чтобы посмотреть всю Сибирь. Впечатление осталось грандиозное, бескрайние поля, леса, Урал, солнечные чистые березняки Западной Сибири, спокойные широкие реки, редкие города, тихие полустанки и тайга, тайга, и в голове картины жизни на Байкале из Наташиных и Юриных писем.
И вот я на южном берегу Байкала. В этом имени для меня всегда было что-то магнетическое, далёкое, доступное только в сказке - огромное пресноводное озеро-море, самое глубокое в мире, с островами, на которых живёт морской зверь - байкальская нерпа, с удивительно прозрачной водой, видимо, родниковой. И хотя многие детали поездки не могу вспомнить, конкретные слова забились в какие-то дальние извилины мозга, но общее впечатление - ощущение чуда сохранилось.
Уверенная навигация по Байкалу длится всего пару месяцев (июнь-июль), и осуществлял её в ту пору небольшой рейсовый пароходик с историческим названием "Комсомолец", кажется один раз в неделю. Народу набивается, сколько влезет. Официально - 90 мест, едет 350 человек. В каютах - местная интеллигенция. Вся открытая палуба заполнена пассажирами, сидящими и лежащими на своих мешках, коробках, рюкзаках. В течение пары часов выясняется, что почти все друг другу знакомы или родственники.
А в середине мая, со слов Юры, "озеро ещё под тяжёлыми льдами, три-четыре метра толщиной, но воздух так лёгок и ласков, и солнце льёт такую нежную теплынь, что душа растворяется в ней, и теряешься даже, где они, границы этой души".
Описать взаимную радость и восторг от долгожданной встречи с Наташей и Юрой слов не найду, поэтому промолчу.
Давше - это "столица" Баргузинского заповедника, десяток домов, прижатых тайгой к восточному берегу Байкала, контора, научная лаборатория для приезжающих "научников", соболиный питомник (ещё в зачатке) и посадочная площадка для вертолётов.
Первое время после московской круговерти ребята были очарованы красотой, тишиной и покоем заповедной жизни, но скоро она стала тяготить их. Боясь облениться и "зарасти шерстью", они железно выполняли обет ежедневно заниматься английским, налаживали быт, лабораторию, с трудом удавалось найти и купить недостающие приборы и реактивы, без которых за три года ничего не сделаешь, изучали местную библиотеку, отчёты, проблемы. Почта порой не приходила по месяцу - то Байкал "ревел" так, что пароходик не мог пристать к берегу, то самолёт не мог сесть. Ежедневно - только 20 минут радиосвязи с Нижнеангарском, единственный радиоприёмник у директора... Ребята очень страдали от отсутствия вестей от родных, друзей и подвижек в оборудовании лаборатории. Зато когда приходила почта, даже суховатый Юрка сравнил моё письмо с "Энциклопедией московской жизни, которую они читали с интересом, которому позавидовали бы и Майн-Рид, и Жюль Верн". (Я тут же задрала нос!)
Из письма Наташи: "В октябре уже была настоящая зима, кругом белые снежные дали и на белом - ярким пятном синеет незамёрзший посередине Байкал. Жизнь спокойная, темпы какие-то черепашьи. Первые ноябрьские праздники провели хорошо, хотя боялись, что будет грустно и одиноко. Но не тут-то было! Пришлось праздновать, как тут принято - в гостях, с брагой, песнями и пляской. Были в трёх домах. Пели со всеми сибирские песни, лакомились чисто сибирскими яствами, пили брагу. Здесь её пьют вёдрами, но нам, как новичкам, позволили по несколько стаканов. Люди, в общем, здесь хорошие, а после праздников казались прямо родными.
За неделю до праздников вся работа была оставлена, началась побелка (даже мы побелили у себя печку). 4-го ноября был воскресник - уборка мусора". Наташа руководила ребятнёй (два комсомольца, шесть школьников и два дошколёнка) и так с ними подружилась, что всерьёз подумывала, не стать ли пионервожатой.
6-го ноября посреди дня была устроена баня, шли уборка и украшение зданий, выпускалась стенгазета "Баргузинский соболь", репетиция самодеятельности, дома - пироги. Вечером Юрка сделал короткий доклад, детская самодеятельность, подарки (за деньги от воскресника), затем просто пляски до упада".