Воронежский заповедник

На последних трёх курсах помимо лекций и  практикумов все получали тему для само­стоятельного научного изучения.

Эта преддипломная практика (1949) разбросала нас по всему Союзу. Миша Виногра­дов отправился на научно-исследовательском корабле Витязь в плавание по нашему Тихо­океанскому побережью, Юра Баевский и ещё несколько человек - на Баренцево море, а по­том Юра - в дельту Волги, Феликс Зейдельман - в экспедицию по Полярному Кругу, Юля Дизер и Алёша Бызов - в экспедиции с Лабораторией гельминтологии. Я работала в Воро­нежском заповеднике.

Большая группа студентов и аспирантов (зоологов, ботаников, энтомологов) с препо­давателями была отправлена для всестороннего обследования трассы будущих лесополос - грандиозного плана подготовки к освоению целины среднеазиатских республик. Из нашей группы туда поехал Боря Голов. В своей книге он подробно рассказывает о приключениях и находках этой экспедиции, которая обследовала трассу от Камышина до Сталинграда.

Моя подруга Наташенька работала где-то там же то в Камышине, то на Камышинской селек­ционной станции, то одна, то с периодически набегающими откуда-то группами студентов. Я получила от неё письмо, в котором она пишет, что работы столько, что нет времени поду­мать - зачем? В её распоряжении сотни гектаров земли с различными севооборотами и мас­сой грызунов. Выбираются участки примерно по 0,25 га и, со свойственным Наташе юмором описывается забавная методика работы (дающая, однако, точные результаты). В центре уча­стка вбивается кол, к нему привязывается верёвка длиной 25 м, и бедная студентка бежит сна­чала по кругу радиусом 25 м, потом - 20, 15, 10 и 5 метров, учитывая всех попадающихся гры­зунов. Потом берётся следующий участок и так далее. "Издали смотреть смешно, но я при­выкла и, как лошадка на корде, бегаю да бегаю".

Юра Баевский, который работал на Баренцевом море 4 месяца, очень ярко описывает свои впечатления об этом крае, о красоте которого я была наслышана уже от многих, об изу­мительной гамме красок земли и неба, но у Юры - такие живые картинки, звуки, ароматы! Как будто сама там побыла. Привожу несколько отрывков в копилку впечатлений:

"Баренц был в этом году ласковым и синим. Места невыдуманно-романтические. Се­рый гранит невысоких скал и пенное синее море. Множество чаек кружится, парит и падает, взмывая над самыми гребнями волн, а солнце плавится в золоте своих лучей и сверкает со­вершенно ослепительно. Внезапно синие краски могут исчезнуть, ветер меняет направление, и уже дует норд или норд-ост из самого нутра Карского "ледника". Температура падает с плюс 15 до минус 9 и ниже.

Норд дико завывает, содрогая деревянные здания Станции, а море грохочет так, словно над ухом у тебя проносится курьерский.

Древние, сглаженные ледником вершины скал, когда-то высоко поднимались над мо­рем. Потом море залило их, и сейчас хаотическое нагромождение глыб из гранита и мета­морфического песчаника возвышается над уровнем моря едва на 50 м. А защищённая от моря сторона их покрыта вереском и морошкой. В полдень, когда солнце начинает пригре­вать камни, медовый аромат вереска слышен повсюду".

Я выбрала из предложенного списка тему "Изучение поведения бобра в связи с задачей его приручения". Ведь это животные с очень своеобразным поведением. Они могут сами созда­вать себе безопасную среду обитания. Хатка, которую они себе строят из веток и глины, очень прочная и имеет два уровня - внизу прихожая и столовая, а на втором этаже - спальня и детская. Там более мягкая подстилка и относительно сухо. Вход в хатку внизу под водой, так что наземные хищники не могут туда попасть. Хатки обычно строятся на речках, а чтобы река не обмелела, бобры создают себе рукотворный пруд. Они устраивают плотину, подгры­зая близстоящие деревья так, чтобы они, падая, перегородили речку, укрепляя плотину большими и малыми ветками, отгрызенными и принесёнными в зубах по суше или воде, а также глиной. Обустройство жилья начинается с плотины. Если плотину прорвёт, бобры дружно и оперативно восстанавливают её. На зиму бобры заготавливают ветки и стволики деревьев и "складируют" их под водой возле хатки.

Думаю, что особую симпатию к бобрам я вынесла из детства, прочитав замечатель­ную книжку американского (канадского) индейца по имени Серая Сова. Книга называется "Саджо и её бобры". Постарайтесь достать её!

В нашей стране бобры были почти уничтожены из-за ценного меха, и для спасения этого вида и восстановления численности в Воронежском заповеднике была основана спе­циальная ферма-питомник. Там я провела оба лета (1949 и 1950 гг.), а также зимние каникулы 1951 г.

Взрослые бобры содержались на берегу речки Усманки в вольерах с цементным по­лом и сетчатыми стенками. На берегу располагались небольшой выгул и деревянный домик, а нижняя часть спускалась в речку, образуя бассейн для плавания. В этих условиях удавалось получать потомство.

Я работала в "детском саду", где содержались и "груднички", и более старшие "дети". Когда я впервые попала в комнату, где жили бобрята, я была поражена абсолютно человече­скими младенческими голосами и интонациями бобрят. И условиями содержания, абсо­лютно бесчеловечными. Бобрята сидели по одному в высоких металлических ящиках с сет­чатой крышкой. На дно клали подстилку из веток, для более старших - толстые сучья и ство­лики. Ещё давали корнеплоды. Особенно бобрята любили морковь. Купали малышей в ко­рыте.

Моей задачей было кормить малышей, общаться с ними, приручая, изучать язык зву­ков, поведение, особенности характера, вкусовые предпочтения и некоторые физиологиче­ские характеристики.

Особенно запомнились первые шаги приручения, когда приходилось кормить сосун­ков вдвоём - кто-то держит зверька, чтобы не убегал, а я придерживаю мордочку и пытаюсь вставить соску сбоку от резцов, а бобрёнок то ли со страха, то ли от жадности прокусывает соску и молоко льётся мимо. Позже, стоило только посадить бобрёнка на колени, он тут же обхватывал горлышко бутылочки своими лапочками и удовлетворённо чавкал, откликался на зов (голос?), с удовольствием сидел на коленях и на плече. Я много фотографировала, и моя дипломная работа со всеми фотографиями сохранилась (у друзей - вместе с данным текстом). На протяжении жизни я не раз возвращалась к этим фотографиям, оживляя ту радость об­щения, и очень жаль, если никого они больше не порадуют.

Впрочем, общалась я там не только с бобрами. На базе заповедника проходили прак­тику студенты и аспиранты из Москвы и Воронежа, с некоторыми дружеские отношения со­хранились на долгие годы. Для нашего брата был специальный "Дом для приезжих", гото­вили еду на плите, топившейся дровами и покрытой навесом от дождя. Однажды ко мне на две недели приезжала мама - отдохнуть. Собирала грибы, ягоды, общалась с молодёжью и аборигенами. На память - фотография: мама у плиты с многочисленными нитками грибов для сушки.

Ещё из нерабочих воспоминаний - приезд известных киношников-анималистов, ко­торые снимали в заповеднике фильм "Лесная быль".

Расставаться с заповедником было очень грустно - ведь кончалась студенческая жизнь. Но, оглядываясь назад, я радуюсь, что правильно выбрала профессию - где ещё я могла бы каждый год проводить по 3-4 месяца на природе, хотя, конечно, жалею, что не удалось зани­маться зоопсихологией.