Удивительное дело! Японцам за всю кампанию ни разу не пришлось отступать, но они каждый раз принимали самые заботливые и тщательные меры на случай отступления. Мы только и знали, что отступали, — и каждый раз отступление было для нас неожиданностью, и снова и снова мы отступали "неготовыми дорогами". За Телином через реку Ляохе вел всего только один железнодорожный мост. Наша (третья) армия перешла реку по трещавшему, заливавшемуся водою льду. Разыграйся бой всего на одну неделю позже, — и по льду уж нельзя было бы перейти, и всю нашу армию японцы взяли бы голыми руками.
Мне рассказывали, что еще под Дашичао Куропаткин, осматривая госпитали, спросил одного главного врача, почему при госпитале нет бани и хлебопекарни. Главный врач замялся и ответил, что они не знают, долго ли тут придется простоять. Куропаткин твердо и спокойно заявил:
— Видите, вот река? Дальше этой реки японцы не пойдут. Стройте каменную хлебопекарню, стройте баню. Пусть солдатики попарятся.
"Дальше этой реки" японцы отбросили нас за сотни верст. Но и под Мукденом опять все шло в прежнем духе. Склады боевых и хозяйственных принадлежностей были тонкою линией вытянуты параллельно фронту. Начальствующие лица только и говорили, что отступления не будет. За неделю до мукденского боя нашим госпиталям было выражено начальством недовольство за небольшой запас дров и велено было запасти их по пять-шесть кубов. Куб в это время стоил около ста рублей. Закупили, а через две недели эти горы дров пылали перед наступавшими японцами. "Отступления не будет, отступления не будет"... Ляоян мы отдали в августе, до этого времени вся страна севернее Ляояна была в наших руках, — и мы не озаботились снять с нее хорошего плана. К чему?.. И вот в деле под Сандепу одною из причин нашей неудачи оказалось... отсутствие хороших карт, неправильное представление о местонахождении деревни Сандепу!
Слово — сила... Говорить побольше, как можно больше громких, грозных "поддерживающих дух" слов — это было самое главное. И не важно было, что дела все время жестоко насмехаются над словами, — ничего! Только еще суровее нахмурить брови, еще значительнее и зловещее произнести угрожающее слово... При самом своем приезде Куропаткин заявил, что мир будет заключен только в Токио, — а уж через несколько месяцев вся русская армия горько-насмешливо напевала:
Куропаткин горделивый
Прямо в Токио спешил!
"Что ты ржешь, мой конь ретивый?
Что ты шею опустил?"
Прибыв в армию, Гриппенберг в торжественной речи сказал солдатам: "Если кто из вас отступит, я его заколю; если я отступлю, — заколи меня!" Сказал — и отступил от Сандепу.
Свободное копирование
