В два часа ночи из штаба корпуса пришла телеграмма, — обоим госпиталям немедленно выступить в деревню Хуньхепу, верст за семь на северо-запад. Через четверть часа пришла новая телеграмма: командир корпуса разрешил нам переночевать на месте и выступить утром.
— Очевидно, вспомнил, что Новицкой нужно поспать ночь, — догадывались мы.
Утром мы выехали. Земцы прощались с нами и посмеивались.
— А вы остаетесь? — спрашивали мы с смутным стыдом и завистью.
— Остаемся. Удрать всегда поспеем. Дело немудрое.
Было тихое солнечное утро. Наш обоз, поднимая пыль, медленно двигался по дороге. Мы ехали верхом. Сзади, слева, спереди гремели пушки. Среди приглядевшихся очертаний ехавших с обозом всадников одна фигура была новая. Это был поручик Шестов. Рука его окончательно поправилась, и вчера его выписали из госпиталя. Но поручик "не знал, где теперь находится штаб", и поехал вместе с нами.
Хуньхепу было битком набито обозами и артиллерийскими парками. Все фанзы были переполнены. Мы приютились в убогом глиняном сарайчике. Пошли пить чай к знакомым врачам стоявшего в Хуньхепу госпиталя.
Там рассказывали, что от царя получена телеграмма, поздравляющая армию с победой.
— Какая же победа?
— Говорят, обходная армия разбита в пух, мы переходим в наступление.
— А сколько в нашем корпусе потерь! В Куликовском полку легло полторы тысячи человек, Кирсановский полк уничтожен почти целиком, командир полка убит...
— Черт возьми, масленица наступает!.. Вот так масленица.
— А вы слышали, господа? Японцы перебросили в наши окопы записку, в ней они 25 февраля приглашают русских в Мукден на блины.
— Вот нахалы!..
Свободное копирование
