13 июля 1918 года, Москва
Практика кончилась, теперь можно подвести итоги. Знаний мне практика дала массу, для меня все было ново, все интересно, тем более что до сих пор мне не приходилось бывать в имении для с.-х. работ.
Как быстро прошли эти два месяца! Как близко сошлись мы между собой! Нынешняя практика еще тем отличается, что нас было всего 33 человека, когда раньше ездило до 200. Все преподаватели признают нашу практику выше средней, что для нас очень утешительно! Как тоскливо было в последние дни, когда начали разъезжаться, что-то отрывалось от души, жаль было прошедшее время, нашу жизнь, такую дружную и интересную.
Хорошим воспоминанием о нашей практике являются стихи Вали Бутягиной, они легки, практичны и некоторые очень стильны. Хорошо последнее стихотворение 'Как мы жили' и прекрасны последние слова:
Прошло два месяца... и вот
Уж наступил грачей отлет.
И вспомним, верно, мы потом
И нашу жизнь, и старый дом.
Как отрадно прочитать эти стихотворения и воскресить в памяти прежние дни, которые уже больше не возвратятся! Теперь начнется новая жизнь, новая работа, новые люди, а с ними новые впечатления и новые знания. Я думаю, что знания должны быть, потому как имение Жиро (59), куда мы едем с Катей Рыковой на работу, довольно богато и тамошний агроном хочет внести много нового через посредство электрической энергии. Что-то даст новая работа, что ожидает нас впереди?
А в настоящую минуту тяжело... Как на ферме тихо, как далека была от нас политическая жизнь со всеми ее ужасами и страшными кошмарами. А здесь разговоры с мамой Кати Рыковой, которая страшно озлоблена против большевиков, наводят грустные мысли. Неужели Россия погибла как государство, неужели ей никогда не стать опять сильной государственной единицей в глазах других государств? Нет, я не верю этому, Россия жива, но она смертельно больна, наступит и кризис, и сильная, индивидуальная Россия переборет болезнь.
'Но когда же наступит этот кризис? Может быть, Россия к этому времени так обессилит, развалится, что ей не подняться, не оправиться', - говорит мама Кати. Не может Россия заглохнуть, в ней много самобытности, которая когда-нибудь воскреснет и заставит с ужасом обернуться на прошлое. А ведь сейчас во главе стоят не русские: это или евреи, или немцы. Что им до России? Одни преследуют свои идеи, а другие - личные эгоистические цели. Конечно, особенно тяжело видеть все разрушение и сумятицу людям старым, привыкшим к другим условиям, к другой жизни, и с уже крепко сложившимися убеждениями. Нам, молодежи, это легче перенести, мы вообще оптимистичнее смотрим на будущее, верится во многое хорошее, светлое, что очень скрашивает ужасы современности. Что творится в Ярославле?.. (60)
Если подумать посерьезней и подольше, то волосы шевелятся на голове: город горит со всех концов, жители расстреливаются тысячами как контрреволюционеры, а ведь это более сознательный элемент, на который вся надежда в будущем.
А за что убили бывшего императора Николая? Ведь они измучили его своими бдительными караулами и всевозможными репрессиями. Мне жаль его не как царя, а как человека. Каждый
человек должен рассчитывать на гуманное, человеческое к себе отношение. Мир душе твоей, несчастный император!
14 июля 1918 года, именье Жиро
На новом месте... Комнатка моя в верхнем этаже, выходит на юг, так что вполне тепло и сухо. Нам дана полная обстановка. У меня большой письменный стол, простору много, что для меня очень важно, удобное плетеное кресло и шикарный умывальник. Со стороны обстановки очень хорошо. Да и само именье недурно. Высоко на горе стоит кудрявый густой лес - как тянет туда! Через именье тянется река Сходня, неширокая, но вся усеянная белоснежными кувшинками, что производит такое приятное впечатление.
Все имение обошли с Василием Ивановичем, управляющим этого имения, под руководством которого и будем мы работать. Василий Иванович, кажется, очень милый, простой, сердечный человек, увлекающийся своим делом. А там бог его знает, ведь человека сразу разве узнаешь.
15 июля 1918 года, именье Жиро
Прочла Надсона (61). Раньше о нем много слышала, читала кое-что, но все прочесть как-то не выбиралось время. Не согласна я с мнением Дьяконовой из 'Дневника русской женщины' о Надсоне: он совершенно не посредственность, а загоревшийся и обещавший много талант. Но человек был болен, меланхоличен, оттого и его произведения получили соответственный характер и оттенок.
Как напомнили мне то, что совершается сегодня, следующие слова:
Мир устанет от мук, захлебнется в крови,
Утомится безумной борьбой,
И поднимет к любви, к беззаветной любви
Очи, полные скорбной тоской...
Наступит наконец пора, когда перестанет литься потоками кровь и люди придут в ужас от сделанного и вспомнят о любви, равенстве, братстве и т.п. девизах, поруганных и заклейменных теперь. Пусть скорее наступит это время! Довольно крови, довольно мучений! А тогда работать, без конца работать, творить и восстановлять!
Загоритесь взоры, развернитесь крылья,
Закипи порывом трепетная грудь!
Дружно за работу, на борьбу с пороком,
Сердце с братским сердцем и с рукой рука, -
Пусть никто не может вымолвить с упреком:
'Для чего я не жил в прошлые века!'
Страшно потом, в конце жизни, сознаться, что жил без всякой цели и никому ничего не дал. Будем работать, и эта работа станет залогом нашей полезности.
Достоевский говорит: 'В жизни от Мадонны до Содома только шаг' (62), а Надсон о жизни пишет следующее: 'Жизнь - это серафим и пьяная вакханка, жизнь - это океан и тесная тюрьма'.
18 июля 1918 года, именье Жиро
Работаем уже три дня, и настроение удрученное - не от работы... а от ее бестолковости и бездельности. Нивелировали овраг, где предполагается устроить паркеты для рыбоводни. Но ведь это же затея, требующая огромных затрат, а доходов с именья ни гроша. Еще предполагается ввести севооборот (его сейчас нет). Ну хорошо, мы его установим, размерим землю. Но что же дальше? Где опять средства, лошади, люди? Предположить, что все это будет, нельзя. Примером может служить рыбоводня, на которую затрачены две тысячи, а она ничего не дала, потому что от плохого ухода вся рыба погибла. Вообще все именье страшно запущено. Нужно бы взять что-либо одно
и сделать это доходной статьей, а все остальное отбросить как ненужный хлам. И не взлетать под небеса, и не строить какие-то несбыточные планы о рыбоводне, об электрических плугах, которыми и пахать-то нечего. Сейчас отговоркой разрухи служит нынешнее положение, что крестьяне угнали скот, отняли траву. Конечно, все это ухудшает дело, но поэтому еще более надо отрезвиться и отбросить бесконечные проекты. Тяжело видеть в таком запустении и нерадении хозяйство. И сопоставить с ведением хозяйства на западе в Моравии, с чем я познакомилась по 'Письмам русских крестьян' общества 'Русское зерно' (63).
Сколько интереса представляют эти письма! Какая разница в ведении хозяйства! Сколько надо уменья, ученья, терпения и др. качеств для достижения этого, а при теперешнем создавшемся положении это отдаляется в бесконечность. Да и жалко становится этих 300 десятин в имении, совершенно не использованных и ничего не дающих. Эта русская широта... мечтательность... а действительность совершенно стушевывается. Тяжело работать, когда не видишь конечной цели. Для чего существует это именье, когда с него одни убытки и владельцу приходится давать на него тысячи? Бежать отсюда сейчас неудобно: взялась за дело - кончай. Месяц прослужу, а там увижу. А сколько было надежд, когда ехала сюда! Думала, что увижу именье в полном расцвете всех отраслей, особенно много думала получить от рыбоводни... Но, оказывается, это все фикции. Везде развал, беспорядок и проекты без конца. Здесь если и есть чему поучиться, то тому, чего не следует делать. Это хороший пример беспорядочного, бесшабашного ведения хозяйства. После этого и оценишь организованное хозяйство на Богородской ферме, которое мы раньше не ценили.
19 июля 1918 года, именье Жиро
Работаем в огороде, полем капусту. Тяжелая невеселая работа. Пять часов до обеда, пять после обеда - и все время согнувшись. Болит спина, ноет все тело. Но я довольна этой работой в том отношении, что все это испытываешь сама. И знаешь теперь, какова эта работа и каких она требует усилий.
22 июля 1918 года, именье Жиро
Как приятно было читать 'Письма крестьян' ('Русское зерно'). Все понятно, а ведь год тому назад для меня, горожанки, это были непроходимые таинственные дебри, среди которых я себя чувствовала таким профаном. Знакомы все севообороты, знакомы все машины, чувствуешь себя в своей среде.
Читаешь и удивляешься постановке дела в Моравии, не верится в такое благосостояние крестьян. Что это, во сне что ли? Многие из них с высшим образованием, а все - со средним сельскохозяйственным, у многих дома имеется рояль или пианино, у всех почти велосипеды, чистые каменные дома, хорошая обстановка... И все это было сделано самими, без посторонней помощи. Сколько нужно было умения, силы, энергии, желания, чтобы все это произвести, да еще под гнетом немцев... (64)
Слава Моравии, слава чехам!
А мы-то что же? У нас взамен всего этого разваленные избы... бесконечная беднота, темнота, неграмотность... И просятся слова из одного письма: 'Ах, скоро ли мы достигнем того положения! Скоро ли наш земледелец будет поставлен в лучшие условия, как за границей, скоро ли он будет хозяином своего положения, скоро ли он будет жить в каменном доме, а не в соломенной лачуге?'
Но для этого надо откинуть подальше нашу русскую 'авоську' и лень и сказать: 'Нет, дорогие земляки! Мы должны оставить свою жизнь и взяться за дело с умом, учиться и не терять времени, ни одного года, ни одного месяца...'
Но становится еще тяжелее, когда вспомнишь, что переживает сейчас Россия. Надежды на какое-нибудь улучшение отодвинулись еще на десятки лет... Сколько надо еще работать, созидать, чтобы возвратить недавно имевшееся и теперь все разрушенное. Одно утешение: может быть, все эти испытания послужат в будущем хорошим уроком, образумят народ... но малы надежды. Слишком еще темна, неразборчива масса. Нужно прежде всего образование, тогда поднимется и экономический, и политический уровень. А еще нужно прилежание и труд:
'Рассеют мрак не молний стрелы
Сквозь темный бор, сквозь дебри зла,
Но торопливая пила,
Но труд упорный и умелый...'
Свободное копирование
