Приехали. Конец пути!.. По маршруту мы должны были прибыть в десять утра, но приехали во втором часу дня. Поезд наш поставили на запасный путь, станционное начальство стало торопить с разгрузкой.
Застоявшиеся, исхудалые лошади выходили из вагонов, боязливо ступая на шаткие сходни. Команда копошилась на платформах, скатывая на руках фуры и двуколки. Разгружались часа три. Мы тем временем пообедали на станции, в тесном, людном и грязном буфетном зале. Невиданно-густые тучи мух шумели в воздухе, мухи сыпались в щи, попадали в рот. На них с веселым щебетаньем охотились ласточки, носившиеся вдоль стен зала.
За оградою перрона наши солдаты складывали на землю мешки с овсом; главный врач стоял около и считал мешки. К нему быстро подошел офицер, ординарец штаба нашей дивизии.
— Здравствуйте, доктор!.. Приехали?
— Приехали. Где нам прикажете стать?
— А вот я вас поведу. Для этого и выехал.
Часам к пяти все было выгружено, налажено, лошади впряжены в повозки, и мы двинулись в путь. Объехали вокзал и повернули вправо. Повсюду проходили пехотные колонны, тяжело громыхала артиллерия. Вдали синел город, кругом на биваках курились дымки.
Мы проехали версты три.
Навстречу, в сопровождении вестового, скакал смотритель султановского госпиталя.
— Господа, назад!
— Как назад? Что за пустяки! Нам ординарец из штаба сказал, — сюда.
Подъехали наш смотритель и ординарец.
— В чем дело?.. Сюда, сюда, господа, — успокоительно произнес ординарец.
— Мне в штабе старший адъютант сказал, — назад, к вокзалу, — возразил смотритель султановского госпиталя.
— Что за черт! Не может быть!
Ординарец с нашим смотрителем поскакали вперед, в штаб. Наши обозы остановились. Солдаты, не евшие со вчерашнего вечера, угрюмо сидели на краю дороги и курили. Дул сильный, холодный ветер.
Смотритель воротился один.
— Да, говорит: назад, в Мукден, — сообщил он. — Там полевой медицинский инспектор укажет, где стать.
— Может быть, опять придется возвращаться. Подождем тут, — решил главный врач. — А вы съездите к медицинскому инспектору, спросите, — обратился он к помощнику смотрителя.
Тот помчался в город.
— Начинается бестолочь... Что? Я вам не говорил? — зловеще произнес товарищ Селюков, и он как будто даже был рад, что его предсказание сбывается.
Длинный, тощий и близорукий, он сидел на вислоухом коне, сгорбившись и держа в воздухе повода обеими руками. Смирная животина завидела на повозке охапку сена и потянулась к ней. Селюков испуганно и неумело натянул поводья.
— Тпру-у-у!! — угрожающе протянул он, тараща чрез очки близорукие глаза. Но лошадь все-таки подошла к повозке, отдернула поводья и стала есть.
Шанцер, вечно веселый и оживленный, рассмеялся.
— Смотрю я на вас, Алексей Иванович... Что вы будете делать, когда нам придется удирать от японцев? — спросил он Селюкова.
— Черт ее, не слушается почему-то лошадь, — в недоумении сказал Селюков. Потом его губы, обнажая десны, изогнулись в сконфуженную улыбку. — Что буду делать! Как увижу, что близко японцы, — слезу с лошади и побегу, больше ничего.
Свободное копирование
