Чаще стали встречные санитарные поезда. На остановках все жадно обступали раненых, расспрашивали их. В окна виднелись лежавшие на койках тяжелораненые, — с восковыми лицами, покрытые повязками. Ощущалось веяние того ужасного и грозного, что творилось там.
Спросил я одного раненого офицера, — правда ли, что японцы добивают наших раненых? Офицер удивленно вскинул на меня глаза и пожал плечами.
— А наши не добивают? Сколько угодно! Особенно казаки. Попадись им японец, — по волоску всю голову выщиплют.
На приступочке солдатского вагона сидел сибирский казак с отрезанною ногою, с Георгием на халате. У него было широкое добродушное мужицкое лицо. Он участвовал в знаменитой стычке у Юдзятуня, под Вафангоу, когда две сотни сибирских казаков обрушились лавою на японский эскадрон и весь его перекололи пиками.
— Кони у них добрые, — рассказывал казак. — А вооружение плохое, никуда не тоже, одни шашки да револьверы. Как налетели мы с пиками, — они все равно, что безоружные, ничего с нами не могли поделать.
— Ты скольких заколол?
— Троих.
Он, с его славным, добродушным лицом, — он был участником этой чудовищной битвы кентавров!.. Я спросил:
— Ну, а как, когда колол, — ничего в душе не чувствовал?
— Первого неловко как-то было. Боязно было в живого человека колоть. А как проколол его, он свалился, — распалилась душа, еще бы рад десяток заколоть.
— А небось жалеешь, что ранен? Рад бы еще с япошкою подраться, а? — спросил наш письмоводитель, зауряд-чиновник.
— Нет, теперь о том думать, как ребятишек прокормить...
И мужицкое лицо казака омрачилось, глаза покраснели и налились слезами.
На одной из следующих станций, когда отходил шедший перед нами эшелон, солдаты, на команду "по вагонам!", остались стоять.
— По вагонам, слышите?! — грозно крикнул дежурный по эшелону.
Солдаты стояли. Некоторые полезли было в вагон, но товарищи стащили их назад.
— Не поедем дальше. Будет!
Явился начальник эшелона, комендант. Сначала они стали кричать, потом начали расспрашивать, в чем дело, почему солдаты не хотят ехать. Солдаты никаких претензий не предъявили, а твердили одно:
— Не желаем дальше ехать! — Их увещевали, говорили о послушании, о начальстве. Солдаты отвечали: — С начальством нашим, дай срок, мы еще разделаемся!
Восьмерых арестовали. Остальные сели в вагоны и поехали дальше.