Накануне отъезда в Дерпт получил январскую "Книжку недели" и два первых номера самой "Недели". Письма никакого не было. Приехал в Петербург, пошел в редакцию на Ивановскую улицу, позвонил.
- Можно видеть господина редактора?
- Он сегодня не принимает.
Я объяснил, что в Петербурге я проездом, и просил передать Гайдебурову визитную мою карточку.
- Он очень занят, все равно не примет. Кое-как уломал передать карточку.
- Пожалуйте. Гайдебуров встал навстречу.
- Я вам очень благодарен, что вы зашли. Мне хотелось с вами познакомиться лично. Садитесь. Начал меня расспрашивать, кто я и что я. Я спросил, принят ли мой рассказ.
- Я его еще не прочел, за это время очень много было работы- Но он все равно будет напечатан. Я вам вообще хотел сказать: у вас есть несомненная беллетристическая жилка, и я бы вам советовал ею не пренебрегать. Ваши рассказы носят характер некоторой эскизности, небрежности, как будто вы сами не придаете им никакого значения. А между тем вам стоило бы обратить на это более серьезное внимание. Хотя, конечно, как я теперь вижу, навряд ли вам это возможно в настоящее время: на старших курсах медицинского факультета работы, кажется, не мало.
- Да, Но и кроме того. Я не знаю, мне кажется, у меня хватит сил не больше, как еще на два, на три рассказа.
Гайдебуров помолчал.
- Я этого не думаю. Конечно, с уверенностью трудно еще сказать, тем более, что до сих пор все ваши рассказы взяты из одной сферы - детской жизни. Но, основываясь на этих рассказах, я все-таки думаю, что вы ошибаетесь.
Вышел провожать меня в переднюю.
- За тот рассказ вы не получили гонорара? - Нет.
- Ну, за этот я вам вышлю. По дерптскому адресу его послать?
Когда я вышел из редакции, Петербург показался мне много красивее, чем прежде.
Однако новый рассказ этот - увы! - напечатан не был. Признан был неудачным. После всего того, что мне сказал при свидании Гайдебуров, удар показался особенно тяжелым.