Новичок, вступающий в корпорацию, назывался "фукс" (лисица). Фуксом он оставался в течение года. Это было время искуса, в этот год он должен был показать, что достоин быть корпорантом. Основным положением считалось: "Повелевать умеет только тот, кто умеет повиноваться". Фукс и должен был доказать свое умение повиноваться, - абсолютно повиноваться всякому приказу любого из корпорантов своей корпорации. Нередко приказы носили характер намеренного издевательства, - фукс, не сморгнув, должен был сносить все. Кельнеров в корпорантских пивных не было, обязанности их исполняли фуксы; каждый из сих, как признак своего звания, имел при себе штопор. Корпоранты властно покрикивали:
- Фу-укс!
И фукс почтительно спешил на зов; ни один профессиональный официант не был так безгласно-почтителен, как фукс, - какой-нибудь князь Ливен или граф Мантейфель. Откупоривал бутылки и наливал кружку.
Кружку, а не кружки. Все сидевшие за одним столом пили круговую из одной кружки. Каждый выпивал около половины, пока при наклоне кружки уровень пива не доходил до нижнего края кружки; потом кружка доливалась доверху и передавалась соседу. Только при команде "экс!" каждый выпивал кружку до дна. Очень все гигиенично, не правда ли? И это в городе науки. И это среди студенчества, в котором был большой процент сифилитиков.
Пить из одной кружки или стакана было вообще принято во всем Дерпте, да, кажется, даже во всем остзейском крае. Вскоре после моего поступления в университет я как-то зашел с двумя русскими товарищами в пивную. Спросили пару пива. Кельнер поставил перед нами две бутылки - и один стакан.
- Почему вы дали только один стакан? Дайте еще два.
Кельнер с изумлением поглядел на меня, пожал плечами и с презрением поставил на стол еще два стакана.
Фуксы исполняли не только роль кельнеров. Они были посыльными, разносили повестки и приглашения, корпоранты давали им самые разнообразные поручения, - фукс все должен был исполнять. Командовал фуксами заслуженный корпорант, который назывался "ольдермен". Он наставлял фуксов в корпорантской этике и вообще ведал их воспитанием. Однажды в лунную ночь я сидел на скамеечке в городском саду на Домберге. Вдали показалась вереница теней. В полном молчании шли гуськом человек тридцать молодых студентов, а впереди - старый студент-корпорант в светло-зеленой шапочке с бело-голубым околышем. Он водил их по саду самыми прихотливыми вензелями, по траве и через кусты, с серьезнейшим видом подходил к скамейке, перепрыгивал через нее и шел дальше, - и все, один за другим, как овцы, прыгали вслед за ним,
"Кто не умеет повиноваться, никогда не будет уметь повелевать". Каждая корпорация имела свои цвета: Ливония - светло-зеленый, алый, белый, Ригензис - темно-синий, алый, белый, Эстония - светло-зеленый, темно-синий, белый и т. д. Получить "Farben", стать "Farbentiager'oм" было нелегко, нужно было пройти очень строгую баллотировку, и немало существовало корпорантов, которые годами добивались этой чести. Были такие, что и кончали университет, не дождавшись "красок".
Понятно, как гордо должны были чувствовать себя "фарбентрегеры", как высокомерно смотрели они на "диких" и как снисходительно - на своих товарищей без "красок". На лекции фарбентрегер сидел с распахнутым пиджаком, чтобы все видели его цветную ленточку через жилетку; еще усерднее распахивал он свой пиджак перед экзаменатором. Большинство профессоров в свое время были корпорантами и теперь, в качестве почетных гостей, приглашались на торжественные празднества своей корпорации; там они восседали в своих старых цветных студенческих шапочках (она всю жизнь бережно хранилась бывшим корпорантом, как милая память). Когда профессор замечал у экзаменующегося родную ленточку, глаза его светлели и голос становился мягким. Гасли глаза и голос сох, когда экзаменовался "дикий"; совсем холодными делались глаза и ледяным - голос, когда экзаменовался еврей.
Свободное копирование
