20 августа 1915 года, Скопин
Почти целый месяц ничего не писала, а было что и написать, да то лень обуяет, то писать тяжело, не напишешь того, что чувствуешь. С чего начать не знаю. Теряюсь в мыслях. Остался в памяти один день. Замечательное в этот день было настроение, у меня такого еще никогда не бывало. Меня томила какая-то глухая, тихая скука или тоска, не разберешь. И так весь день. У меня не было какого-нибудь неразрешающегося страшного вопроса, но передо мной ярко встала вся бесцельность нашей скучной жизни. Если бы еще день такой тоски, и, мне кажется, я бы не вынесла. Это глухое страдание хуже острого, последнее скорее отрезвляет человека, а первое может довести до сумасшествия. Этот день я ничего не могла делать - лягу лицом к стенке и замру, а тихая непрестанная тоска сосет сердце и не дает покоя ни на минуту.
22 августа 1915 года, Скопин
Перечла, что написала за 20-е. Всего некогда было написать: помешали. Еще мы катались на лодке. Был лунный тихий вечер. Нас собралось девять человек, захватили гармонию, гитару, да еще в придачу собрались очень хорошие голоса. К реке надо было идти лугом; по дороге встретился нам мост через канаву. Это было уже далеко от города. На этом мосту мы устроили танцы. Алеша Иерусалимов играл на гармонии, а остальные танцевали. Нас, не считая Алеши, собралось четыре барышни и четыре кавалера. Никогда я не танцевала с таким воодушевлением, как здесь. Лодки мы взяли две, расселись и поехали... этой поездки я никогда не забуду. Сначала луна зашла за тучи и речка подернулась мраком, наши лодки тихо скользили по воде. Все примолкли, все наблюдали. Но скоро торжественность нарушили. Послышались смех, говор.
Проехав версты четыре, мы причалили и сошли на берег. Здесь расстелили плащи и образовали диван, невдалеке выбрали площадку и стали танцевать. Как хорошо было: трава скользкая, как паркет, а ты несешься в вальсе, не замечаешь ни холода, ни тумана. Всю сцену тихо озаряет луна, все заворожены и возбуждены. Парочкой при такой обстановке быть опасно, но в компании прелестно. Туман все усиливался, мы решили ехать. Туман так был велик, что трудно было различать берег. Мы пели, играли, а кругом нас все молчало. Вот запел Саша Кузьмин. Что за голос! Кажется, все слушает его, а пение звучно разносится по воде. Он кончил, послышались аплодисменты. Но вот скоро приедем, должны сдать лодку. Жаль расставаться с рекой и этой чудной обстановкой. Но приходится, и мы идем гурьбой до города. На мосту опять танцы. Маня плясала русского. Хорошо она пляшет, своей пляской подмывает всех. В городе постепенно стали расходиться. Оказалось, что мы, конечно, живем дальше всех, но ночь была так хороша, что это было незаметно.
23 августа 1915 года, Скопин
Девятого августа мне исполнилось 18 лет. 'Совсем, совсем уже большая, у мамы в это время уже дети были, но теперь не то время', - сказал папа.
26 августа 1915 года, Скопин
Сегодня у нас был акт (43). Видела почти всех своих. К нам поступили две новенькие. Обе очень хорошенькие. Мария Шапиро - еврейка, высокая, стройная, с виду такая гордая, неприступная, а там бог его знает. Вера Теплова - это противоположность. Белокурая, такая миленькая, и особенно светел и ясен взгляд серо-голубых глаз. Одна осталась на повторительный курс, это Ирина Барышникова, которая очень интересная, она вполне сознает это и от этого еще лучше.
Вообще в нашем классе много хорошеньких и даже красивых, но класс на плохом счету по поведению. Общий характер класса очень мил. Все дружны, никогда не выдадут, за себя постоят, но слишком отчаянны. Всегда на седьмой класс сыплются выговоры, но он не унимается. Плохо то, что многие ведут себя нехорошо вне класса, слишком распущенно. Но я свой класс ни за что бы не променяла на другой. В своем классе я первая ученица и пользуюсь всеобщим уважением и дружбой. Я очень дружна со всеми, хотя особенных привязанностей не имею, может быть, это оттого, что те, с которыми я более дружна, не живут в Скопине. Особенно я дружна с Надей Лебедевой, это очень милая серьезная девица.