В России исчезали писатели, в их числе один из крупнейших — Борис Пильняк (пен-клубы хранили благоразумное молчание...), «судьи» Тухачевского (возможно, сами казненные без всякого суда), адмиралы и авиаконструкторы сходили в могилу вслед за генералами и создателями военной промышленности. Беспрерывное распутывание этих трагедий стало для меня кошмаром.
Сентябрь 1937-го... Я дружил с Хенком Снивлитом. В предыдущем году мы оба говорили о солидарности с испанскими республиканцами на ночных собраниях в Амстердаме и Роттердаме, на которых присутствовали удивительно толковые пролетарии. Я видел, что члены его партии — люди высшей человеческой пробы. Он сообщил мне, что один из руководителей резидентуры ГПУ в Голландии, потрясенный процессом Зиновьева, перешел в оппозицию: Игнатий Рейсе предупреждал, что всем нам грозит опасность, и хотел встретиться с нами. А пока скрывался в Швейцарии.
Встреча была назначена в Реймсе, 5 сентября 1937 года. Мы ждали его в вокзальном буфете, затем на почте. Он не появился. Заинтригованные, мы бродили по городу, любуясь собором, поврежденным бомбардировками, пили шампанское в маленьких кафе, обменивались признаниями — два человека, обремененные горьким опытом... Оба сына Снивлита покончили с собой — второй от отчаяния, что практически ничего нельзя сделать для поддержки антифашистов, нашедших временное убежище в Амстердаме, и помешать их вытеснению за границу. Несколько молодых людей из его партии недавно погибли в Испании. Чему могла послужить их жертва? Сосланный в прошлом в Индонезию, Снивлит создал там народную партию; друзья его молодости отбывали пожизненную каторгу, и попытки помочь им заканчивались ничем. В его стране профашистские силы росли на глазах, хотя не пользовались поддержкой большинства населения... Снивлит чувствовал, что грядет война, в которой Голландия, ее пролетариат и высокая культура неизбежно будут разгромлены — без сомнения, они потом возродятся, но когда, как? «Может, нужно, чтобы мы прошли через кровавую баню и кромешную тьму? Что делать?» Все это немного старило Снивлита, придавало его лицу с тонкими чертами сумрачное выражение — но он никогда не впадал в отчаяние... «Странно, — сказал он, — что Рейсе не пришел, он такой пунктуальный»... Возвращаясь обратно в парижском поезде, мы прочли в газете, что накануне на Шамбландской дороге неподалеку от Лозанны нашли изрешеченный пулями труп иностранца, в кармане у которого был железнодорожный билет до Реймса. Три дня спустя вдова, Эльза Рейсе, сдавленным голосом рассказала нам о ловушке: приезде товарища (Гертруды Шильдбах), которая, как и они, безутешно плакала, узнав о казнях в Москве и, будучи связанной с Рейссом в течении пятнадцати лет, якобы хотела попросить у него совета. Они ушли вместе; женщина оставила для жены и ребенка отравленный шоколад. В судорожно сжатой руке убитого нашли клок седых волос... Швейцарская прокоммунистическая пресса писала, что агент гестапо был ликвидирован своими коллегами. Ни одна парижская газета не захотела печатать наши конкретные разоблачения.
Свободное копирование
