Истрати уехал во Францию совершенно удрученный этими событиями. Вспоминаю его с волнением. Еще молодой, худой балканский горец, скорее некрасивый, с большим острым носом, но такой живой, несмотря на туберкулез, так жаждущий жить! Ловец губок, моряк, контрабандист, бродяга, подручный каменщика, он побывал во всех портах Средиземноморья, прежде чем взяться за перо — и перерезать себе горло, чтобы покончить с этим. Его спас Ромен Роллан, на голову свалилась литературная слава и хорошие деньги, полученные за истории о гайдуках. Он писал, не имея ни малейшего представления о грамматике и стиле, но будучи прирожденным поэтом, всей душой влюбленным в несколько простых вещей: приключения, дружбу, бунт, плоть, кровь. Не способный на теоретические рассуждения и, следовательно, избавленный от опасности угодить в ловушку какого-нибудь ловкого софизма. При мне ему говорили: «Панаит, нельзя сделать омлет, не разбив яиц. Наша революция...» и т. д. Он восклицал: «Хорошо, я вижу разбитые яйца. Где ваш омлет?» Мы выходили из образцово-показательной исправительной колонии в Болшево, где опасные преступники работали на доверии, бесконвойно. Истрати сказал лишь: «Жаль, что ради такого благополучия и такой хорошей организации труда надо убить по крайней мере трех человек!» У редакторов журналов, которые платили ему по сто рублей за статью, он резко спрашивал: «Правда ли, что в вашей стране почтальон зарабатывает пятьдесят рублей в месяц?» И добавлял: «Я не теоретик, но понимаю социализм совсем по-другому». По всякому поводу он разражался пылким возмущением. Нужно было быть таким непокорным от природы, чтобы сопротивляться всем попыткам подкупа и покинуть СССР со словами: «Я напишу вдохновенную и мучительную книгу, в которой выскажу всю правду». Коммунистическая печать сразу же обвинила его в работе на румынскую сигуранцу. Он умер в Румынии, в бедности, всеми покинутый, полностью выбитый из колеи. Я же выжил отчасти благодаря ему.
Свободное копирование
