Здесь мне следовало бы подробно рассказать о советских писателях, судьбу которых я разделял, об их борьбе, одновременно робкой и упорной, против удушения свободы творчества, об их унижениях и самоубийствах. Мне нужно было бы нарисовать портреты замечательных людей. Но места мало; и многие еще живы: говоря о них, я могу подвергнуть их опасности. Остается резюмировать: литература с мощными духовными корнями была трагически удушена тоталитарным режимом — и эта трагедия по-разному сказалась на высокоталантливых людях, поэтах и прозаиках.
Поэты и прозаики — не политические умы, ибо они по сути своей нерациональны. Политический ум, хотя и основан у революционеров на высоком идеализме, должен быть прагматичным, вооруженным научными знаниями и подчиняться определенным общественным целям. Художник, напротив, черпает материал в подсознании, интуиции, лирической внутренней жизни, не поддающейся определению; он не знает с уверенностью, куда движется, что творит. Если герои романиста в самом деле живые, они действуют сами по себе, так, что порой им случается удивлять писателя, и тот может оказаться в затруднении дать им оценку с точки зрения морали и общественной полезности. Достоевский, Горький, Бальзак с любовью живописали преступников, которых политик безжалостно расстрелял бы ... Пусть писатель занимает свое место в социальной борьбе, пусть кругозор его обогащается и сила крепнет по мере смычки с поднимающимися классами, за счет связи с широкими народными массами, обладающими ценнейшим внутренним потенциалом — это не отменяет ощутимо простых психологических истин, о которых я сказал выше. Может ли один и тот же человек одновременно быть великим политиком и великим романистом, объединять в одном лице Тьера и Виктора Гюго, Ленина и Горького? Сомневаюсь, ибо вижу их природную несовместимость; как бы то ни было, история подобного еще не знала. При всех режимах писатели приспосабливались к духовным потребностям правящих классов, и, в зависимости от исторических обстоятельств, это делало их великими или посредственными. В великие эпохи спонтанного расцвета культуры это приспособление было исполнено противоречий и страданий. Новые тоталитарные государства, навязывая писателям жесткие идеологические схемы и абсолютный конформизм, лишь убивают в них способность творить. Советская литература пережила чудесный расцвет между 1921 и 1928 годами. Начиная с 1928 года, она приходит в упадок и угасает. Без сомнения, книги выходят — но какие?