Я был тесно связан с несколькими научными сотрудниками Института Маркса-Энгельса, руководимого Давидом Борисовичем Рязановым, превратившим его в научное учреждение высокого уровня. Один из зачинателей российского рабочего движения, Рязанов к шестидесяти годам достиг вершины своей судьбы, которая могла показаться исключительно удачной в такое жестокое время. Большую часть своей жизни он посвятил самому скрупулезному изучению биографии и сочинений Маркса — и революция воздавала ему сторицей; в партии уважали его независимый ум. В одиночку он постоянно возвышал голос против смертной казни, даже в годы террора, все время требовал строгого ограничения прав ЧК, а затем ГПУ. Всякого рода инакомыслящие, социалисты-меньшевики, правые или левые оппозиционеры находили покой и работу в его институте, лишь бы они имели любовь к знаниям. В памяти остались его слова, открыто сказанные на конференции: «Я не из тех старых большевиков, которых в течение 20 лет Ленин называл старыми дураками…» Я встречался с ним много раз: плотный, с крупными чертами лица, густыми седыми бородой и усами, внимательным взглядом, лбом олимпийца, взрывным темпераментом, ироничной речью... Естественно, его инакомыслящих сотрудников часто арестовывали, и он со всей осмотрительностью защищал их. Перед ним повсюду были открыты двери, руководители немного побаивались его откровенных высказываний. Только-только ему воздали почести, отметив его шестидесятилетие и активную работу, — и вот арест сочувствующего меньшевикам Шера, невротичного интеллектуала, живо признавшегося во всем, что ему продиктовали, вывел Рязанова из себя. Узнав, что готовится процесс старых социалистов и им навязаны чудовищно шутовские признания, Рязанов вспылил, наговорил членам Политбюро, что это означает обесчестить власть, что весь этот организованный бред не выдерживает никакой критики и что, сверх того, Шер — немного не в себе. Во время процесса так называемого «Союзного бюро меньшевиков» обвиняемый Рубин, протеже Рязанова, неожиданно впутал его в дело и обвинил в том, что тот скрывает в институте документы о войне против СССР, разработанные Социалистическим Интернационалом. Все, что говорилось в зале суда, согласовывалось заранее, значит, сенсационное разоблачение было сделано по приказу. Вызванный в ту же ночь на Политбюро, Рязанов крупно поссорился со Сталиным. «Где документы?» — кричал генсек. Рязанов в гневе отвечал: «Вы ничего не найдете, если только не подбросите их сами!» Он был арестован, заключен в тюрьму, сослан в маленький поволжский городок, обречен на нищету и прозябание; библиотекари получили приказ изъять из библиотек его сочинения и издания Маркса под его редакцией. Тому, кто знаком с политикой Социнтерна и характером его вождей, Фрица Адлера, Вандервельде, Абрамовича, Отто Бауэра, Бракка, это надуманное обвинение покажется самым невероятным гротеском. Если допустить его, Рязанов, как предатель, заслуживал бы смерти; ограничились его ссылкой. Во время написания этой книги я узнал, что он умер пару лет назад (в 1940-м?) в одиночестве и неволе, никто точно не знал, где это случилось.
Свободное копирование
