Анжелика Балабанова, первый секретарь Исполкома Коминтерна, чьи морализаторские замечания часто выводили из себя Ленина и Зиновьева, недавно была исключена из III Интернационала. Она жила то в Вене, то в пригороде, перевозя из одной меблированной комнаты в другую свои пожитки бедной вечной студентки: спиртовку для чая, сковородку для омлетов, три чашки для гостей, большой портрет Филиппо Турати, мужественный и вдохновенный портрет Маттеотти, подшивки «Аванти!», переписку с итальянской максималистской партией, тетради стихов… Маленькая, темноволосая, начинающая увядать, Анжелика продолжала жить с энтузиазмом и романтическим пылом, опоздавшим на добрых три четверти века. Ее должны были окружать мадзинисты и карбонарии, горящие желанием бороться за Всемирную республику! После долгого общения с Ладзари и Серрати, в которых парламентаризм по-своему возродил частицу этого пламени, Анжелика, спеша послужить русской революции (за что в Швейцарии даже подверглась нападению реакционной черни), увидела вблизи это правительство мирового марксизма, которое носило имя Исполкома Коминтерна. Здесь уже не было духа Циммервальда! Ловко распределялись посты в комиссиях, за границу, братским партиям, посылали курьеров с бриллиантами (которые исчезали вместе со своим грузом); иных отправляли готовить исключение тех, кого пока еще называли «дорогими товарищами». Такова была, без сомнения, неизбежная кухня всякой крупной организации, даже возвышенная неким величием происходящих событий, и, главное, оправданная необходимостью делать выбор между теми, кто действительно хотел бороться, и старыми краснобаями, привыкшими с комфортом жить за счет пропаганды, не рискуя быть вовлеченными в активную деятельность. Революционная политика, проводимая с прозорливостью и мужеством, в решающие моменты требует качеств хорошего хирурга, здесь самый человечный и честный — хороший хирург, хоть он и работает с живой плотью, среди страданий и крови. Анжелика сразу же восстала и против политической хирургии, которая вела к беспощадному отстранению реформистских лидеров, настроенных торпедировать всякое выступление, и против подлых костоправских и политиканских приемчиков Зиновьева. Она рано распознала первые признаки нравственной болезни, которая через пятнадцать лет приведет к смерти большевизма. «Марксисты знают, — говорил мне Дьердь Лукач, автор книги «История и классовое сознание», — что можно безнаказанно совершать много мелких гадостей, когда делается большое дело; ошибка некоторых состоит в их уверенности, что можно добиться больших результатов, делая только мелкие гадости»… Анжелика угощала меня кофе на подоконнике и дружески упрекала за наши официальные публикации… Я вспоминал голодное время в Петрограде, когда по случаю рождения моего сына она прислала нам апельсин и плитку шоколада, лакомства из другого мира, привезенные дипломатическим курьером. У нее были добрые руки, пылкие, ободряющие глаза. Я подумал, что она не раз, должно быть, избегала смерти, подобно той, что настигла Розу Люксембург.
Свободное копирование
