Из больницы мы направились в "детский сад", для которого была использована обыкновенная хата на глиняном полу. Дети сидели и ползали по земле. Тут их было десятка полтора. Все они представляли жалкие скелетики с большими болезненными глазками, с полуоткрытыми ротиками и сгоревшими губками. У некоторых малюток личики были сморщены, как у стариков. Все они полуголые и невероятно грязные. Вот двое сидят друг против дружки, им годика по три. Они столь слабы, что их головки, с трудом удерживаемые на тонюсеньких шейках, качаются как цветок на тонкой ножке. Большими-большими страдальческими глазами они смотрят один на другого. Здесь так тихо, как будто никого нет. Дети безмолвствуют. Все они постепенно тают. Но они цепляются за жизнь. Вот маленькая девочка грызет кусок дерева. А вот совсем крошечное дитя, может быть годовалое, ест кусок глины, отлупившейся от земляного пола. Забившись в уголок, в слабенькой агонии умирает маленький мальчик. Последняя искорка жизни его угасает. Еще минута - и он получит вечный покой. А на передней стенке висит лозунг: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство". О, как беспримерна насмешка! За детьми ухаживают две женщины. Одна также истощена, как и дети. Это одна из матерей. Другая, сердито швыряющая детишек, легоньких как котенок, схватив за ручку, - это заведующая яслями местная коммунистка. Судя по тому, как она выглядит, нельзя допустить, что она даже не доедает. Потом говорили нам колхозницы, что если и попадает что случайно в детсад, то оно идет прежде всего в желудок заведующей. Здесь каждый день смерть уносит одного-двух. Недавно было 28 детей, а осталась уже только половина. Рядом, в кладовке, два трупика со вчерашнего дня. Один из них был опухший и теперь тельце его похоже на наполненный бурдюк.
Этот детсад устроен для того, чтобы матери, обязанные ходить на шаровку и не имеющие на кого оставить еще живых детей, оставляли бы их здесь. Матери должны обеспечивать их питанием, ибо никто никаких продуктов для детсада не выдает.
Потрясенные этой картиной, обличающей власти в чудовищной жестокости и бесчеловечности, мы поехали в политотдел, где Миша был намерен совместно с политотдельцами и в частности с помощницей начальника среди женщин, обсудить положение на предмет изыскания каких-то ресурсов для несчастных детей-мучеников.
Кроме секретаря никого в политотделе не оказалось, и он нас направил к помощнику начальника по комсомольской работе, жившему через два двора от детсада.
Свободное копирование
