За три года город похорошел. Многие дома были восстановлены из руин. Как бы он не проигрывал Львову, но было в нем такое, что тот никогда иметь не будет. Это, прежде всего, Старый бульвар и парк. Бульвар начинался памятником Пушкину, возведенным задолго до революции к столетию рождения поэта на средства учащейся молодежи города. У реки бульвар превращался в парк, раскинувшийся на гористом берегу, покрытом экзотическими и реликтовыми деревьями. Вдали, справа, виднелся утес, напоминающий профиль средневекового рыцаря. Такого во Львове никогда не будет. За три года службы изменился не только город, но и внешний вид молодежи. Сразу после войны людям было не до моды. Мне, например, сшили курточку из перелицованной довоенной ткани, с вставками на груди и карманами на замках. Тогда это был шик. Появилась мода на белые полотняные брюки. Так, в девятом классе, мы шли на майскую демонстрацию всей колонной школы, в белых брюках, белых, с национальной вышивкой, рубашках и парусиновых туфлях, окрашенных зубным порошком. Было красиво. Придя из армии, я не узнавал своих друзей. Одеты были в узкие выутюженные брюки. Галстук подобран к рубашке и пиджаку. В быту появилось слово «стиляга». Это некоторые ребята, не обладавшие вкусом, кидались в крайности. Сверх всякой меры узкие брюки, пестрые рубашки. В крайности кинулись и власти. Им хотелось, чтобы все было как в зоне – серо и однообразно. Шла идеологическая борьба, но прошли годы и люди победили.
Мы вернулись в техникум. Там ничего не изменилось за три истекших года. Были все те же преподаватели, которые меня помнили. Во дворе строился новый учебный корпус. На производственную практику нас направили в Киев, на мебельную фабрику имени Боженко. Перед окончанием была еще преддипломная практика в Гомеле, на крупном деревообрабатывающем комбинате. Там я и познакомился с моей будущей женой – Валентиной.
Свободное копирование
