Утром мама пришла в областной отдел здравоохранения Дагестана. Начальник отдела кадров с чудной фамилией Ошибченко долго вертел в руках справку об окончании 2-х курсов техникума, расспрашивал, почему она приехала так далеко от дома. Всей правды он, конечно, не услышал, но основное понял правильно. Слишком много хорошего народа несправедливо разметала по окраинам России гражданская междоусобица. Смышленая красавица в плачевном положении вызывала симпатию. -" Пошлю-ка я тебя в самое лучшее место - санаторий в с. Талги, будешь там работать медсестрой". Действительно, в санатории жилось и работалось отлично, но через 3 месяца он закрылся. Снова мама предстала пред ясные очи Ошибченко. -" Пошлю-ка я тебя в хорошее место - в Бабаюрт на малярстанцию, будешь там работать медсестрой" Бабаюрт в те годы - большое районное село, где были всего 2 врача. Они вели прием в амбулатории противомалярийной станции, где лечили от всех болезней, но в первую очередь от тогдашнего бича тех мест - малярии. Был еще фельдшерско-акушерский пункт, где принимали роды. Вначале следовало ехать в Хасавюрт представиться главному врачу районной больницы и получить от него направление в подчиненную ему малярстанцию. В Хасавьюрт поезд прибыл глубокой ночью. Малюсенький зал станции был битком набит кавказцами: аварцами, ингушами, чеченцами, кумыками, грузинами. Черные, усатые, горбоносые, худые, в бурках с газырями и неизменным кинжалом на поясе. Громкий разноязычный говор, когда каждый старался перекричать другого, создавал невообразимый шум. Мама открыла дверь и застыла от страха - ни одной женщины в полутемном зале не было. Втиснувшись и присмотревшись, увидела комнату буфета, за стойкой которого, о радость, стоял типичный круглолицый толстый русский парень. Осторожно пробралась в буфет, узнала у буфетчика дорогу к больнице и прикорнула до утра на чемодане у стены. Напротив сидел молодой лезгинец, прикрывавший что-то широченной буркой. Под утро он распахнул бурку и оттуда появилась молодая русская женщина, его жена. Дышать стало веселее. Утром мама нашла дом главврача, постучала в дверь, вошла, представилась. Главный врач с женой и 15-и летним сыном завтракали на веранде, пригласили и маму. В это время домашняя собачонка набросилась на нее, искусала ногу и порвала чулки. Хозяева кинулись оказывать помощь, рану смазали йодом, забинтовали. .Жена выделила свои чулки взамен пришедших в негодность. Мама едва держалась на ногах от бессонной ночи и собачьего потрясения. Главный врач быстро оформил документы и отправил в общежитие акушерок, велел выделить койку и оказать всяческое содействие. Выспавшуюся маму акушерка отвела на почту, где нужно было узнать, как попасть в Бабаюрт. Оказалось, что добраться туда можно только с утренним почтовым нарядом, доставляющим в Бабаюрт корреспонденцию. Когда утром мама со своим немудрящим скарбом пришла на почту, ее ждал очередной экзотический сюрприз: на двуколке, запряженной парой волов, ее поджидал высоченный, хмурый, черный кумык среднего возраста, абсолютно не понимавший русского языка. А ехать предстояло километров сорок безлюдной степью. Деваться некуда, смелость берет и кавказские селенья. Села рядом с возничим, сунула чемодан к почтовым коробкам и тронулись в путь по бескрайней, без единого деревца степи под палящим солнцем в полном молчании. Время в дороге тянулось еще медленнее, чем волы. В полдень на горизонте показались три деревца. Около них расположились на обед. Возничий достал чуреки и кумган с водой, мама- припасенные куриные яйца, сваренные вкрутую и прочую снедь. Поели. Кумык показал пальцем через плечо себе за спину и сказал" Гуляй-гуляй" Мать побежала за деревцо. Кучер не шелохнулся, не обернулся. Потом поменялись ролями. И поехали дальше. К вечеру показались дома. " Нет Бабаюрт" - сказал возница. Оказалось, что это хутор, в котором жили его родственники. Отдохнули, подкрепились и снова в путь на волах. Лишь ночью привез кумык маму к противомалярийной станции Бабаюрта, сам постучал в дверь, на порог вышла, как позже выяснилось, медсестра, немка Эльза Гальстер, которой на кумыцком языке возница объяснил, кого он привез, сдал с рук в руки, как почтовую посылку. Эльза Гальстер была родом из немецкой колонии, существовавшей издавна между Хасавьюртом и Бабаюртом ( Не оттуда ли родом был дед известного певца Игоря Талькова Юлий Швагерус и мать Ольга?), и изъяснялась на русском, немецком и калмыцком языках. Она была очень рада новой молодой помощнице, устроила ее на ночь тут же, на кушетке, где днем обычно осматривали больных. .
Утром пришли единственные в поселке врачи - Калсын (Колсин) Кочалаев, бывший кумыкский князь и его жена, Фаризетта Цоколаева, осетинка. Оба окончили медицинский факультет Московского университета и вот лечили соплеменников в кавказской глухомани, недалеко от Кочалаевки, родового аула. Оба были душевные, интеллигентнейшие люди, оставившие светлый след в памяти моей мамы. У них был маленький сын Эльдар. Много позже они переехали в Буйнакск. Когда над Калсыном нависла угроза ареста, чтобы спасти жену и сына, он развелся. Мой дядя, Андрей Степанович Маложен, муж Александры Романовны, работал с Кочалаевым в Буйнакске, а потом видел его в тюрьме. Безвинно пострадал только потому, что родился князем. Кем доводились им братья Кочалаевы, известные дагестанские общественные деятели 90-х годов? Мама считала, что Эльдар Рязанов, известный кинорежиссер, и есть тот маленький Эльдар, а отчество и фамилия от отчима. Однажды, когда Рязанов участвовал в смоленском кинофестивале "Золотой Феникс" я запиской из зала задал ему вопрос, не отец ли ему Калсын Кочалаев. Рязанов сослался, что мой почерк неразборчив, поэтому не понимает о чём его спрашивают, но родители его такие-то. Я понял, что они имели отношение к НКВД, Эльдар мог быть приёмным сыном, с изменённой датой рождения, и не знать об этом. Наверно,так рождаются мифы.
Жизнь и работу на малярстанции в течение более, чем года мама вспоминала с большой теплотой. Жила она в лучшем доме Бабаюрта у начальника финансового отдела Камбулатова, Огромную комнату с отдельным входом он сдавал ей практически бесплатно, но с условием, чтобы мама учила его русскому языку. Пригодились учительские навыки. Помогала она и в бухгалтерских расчетах. Вторая половина дома пустовала, а сам начфин с семьей жил в другом., более скромном своем доме. Хозяин был "большим авторитетом" в селе. Когда в конце пребывания мамы в Бабаюрте, началась коллективизация, и недовольные калмыки стали истреблять русских независимо от их партийной принадлежности, он сказал - Зиночка, не бойся, у меня тебя никто не тронет". Круг местной интеллигенции дополняли: судья Асев, невысокий живой веселый кумык, прекрасно владеющий русским, русская семья главного агронома и недавно приехавшая русская учительница. Вся сельская интеллигенция Бабаюрта объединялась вокруг малярстанции. Агроном имел пианино, поэтому обычно собирались у него дома, играли, танцевали, пели под мамину гитару, перекидывались в карты " в дурачка", веселились и отдыхали дружно, радостно и без спиртных напитков. Однажды Камбулатов спросил у мамы значение слов "пикантный" и "очаровательный". Мама объяснила и поинтересовалась, где ему встретились эти слова. Оказалось, это Асев сказал ему, что учительница пикантна, а Зиночка очаровательная.
Летом к агроному на производственную практику приехали 2 русских студента из Ленинграда и один осетин из Баку, все отличные ребята , влившиеся в общую компанию. В маму влюбился осетин Габиб Гассанов. Перед отъездом в Баку он слезно, но безуспешно, уговаривал ее выйти за него замуж. Мама строго блюла завет Эльзы Гальстер- за кавказцев замуж не выходить. По мнению Эльзы, горцы ласковы вначале, но грубы и нетерпимы потом. Прошли годы, и этот юноша-бакинец стал министром сельского хозяйства Азербайджана.
Свободное копирование
