Дедушку Багдасарьянца Тиграна Степановича я помню плохо. Он умер, когда мне было чуть больше 6 лет. В памяти остался единственный эпизод, когда мы гостили в Кизляре. Семья дедушки жила в маленьком неказистом домике ("развалюхе" - по поздней характеристике моей мамы) купленном в начале двадцатых годов. Согласно сохранившейся почтовой карточке, дом стоял на Базарной улице под N27. Мне же дедушкин дом казался большим, светлым и уютным. Радовал обширный двор, обнесенный деревянным забором. Ведь в Грозном мы, родители и я, жили на улице Розы Люксембург, N 2 кв.17.в коммунальной квартире многоэтажного военного ведомства дома с проходным двором, около стадиона.
У дедушки по зеленой траве во дворе вольно прыгали серые кролики. Под крышей сарая ворковали сизые и белые голуби, за которыми старательно ухаживали мои дяди Вартан и Степан, близнецы. Они были старше меня всего на 8 лет и учили меня читать по огромного формата толстому однотомному собранию сочинений Гоголя. Мне не нравилось бытописание малороссийской сельской жизни и это навсегда определило индифферентное отношение к великому классику. Но с удовольствием я читал и заучил наизусть найденное мне дядями стихотворение о детях сражавшейся с фашизмом Испании, голубой автобус которых разбомбил Юнкерс-88 Это была замечательно образная, впечатляющая баллада забытого сегодня мною автора, вызывавшая сильные эмоции. Возможно, это стихотворение определило мою многолетнюю любовь к поэзии и ненависть к фашизму.
Вартан и Степан таскали меня за собой повсюду. Однажды в камышах на берегу Терека мы нашли черепаху, торжественно принесли ее домой, поместили в противень с высоко загнутыми краями. Каково было мое изумление, когда на утро следующего дня обнаружилось, что большая неуклюжая черепаха, преодолев препятствие, уползла!
Теплыми южными вечерами на лужайку перед крыльцом дома выносили, как водится на Кавказе, большой медный начищенный самовар, разогретый древесным углем, и водружали на длинный стол. Вся семья - дедушка, бабушка, близнецы-братья, мои родители и я усаживались на чаепитие. Стол накрывали белой льняной скатертью, приносили из дома маленькие фарфоровые чашечки с блюдцами, на которых красовались крылатые серафимы и виньетка - " В день ангела." Однажды на таком чаепитии, набегавшись по жаре с дядями по Кизляру, я выпил 4 или даже 5 таких чашек чая, чем несказанно удивил всех, включая себя. Чашечки эти до сих пор хранятся в доме моей тети Тиры (Тигрануи) Тиграновны в замужестве Мирзаджановой. Серебряная сахарница, стоявшая тогда на столе дедушки, хранится сегодня у меня, только одна ручка отломилась. Серебряные с позолотой чайные и столовые ложки дедушки одного рисунка в комплекте , тоже сохранились в наших семьях. В торжественных случаях ими пользуются по сей день.
У дедушки было много серебряной утвари, доставшейся ему как от приемных родителей (на ложках клеймо - 1879), так и приобретенных в монашестве. В голодные 30-е годы ХХ столетия большую часть семейного серебра и золота обменяли на продукты и одежду в магазинах торговли с иностранцами (знаменитых "торгсинах"), и тем спасли от смерти свои жизни и мою конкретно. Дедушка был высокого роста, пополневший, с большой поседевшей бородой, в темной одежде дореволюционного покроя, говорил не громко, по-армянски, а по-русски только со мной и мамой. Дальнейшее о дедушке я знаю только из рассказов родителей, бабушки, тетушек и небольшого архива, сохранившегося у моего отца.
Свободное копирование
