1865 - 47

7 апреля 1865 года, среда

   Легкие облачка, уже с некоторых пор туманившие в моих глазах перспективу ломоносовского праздника, в самый день его сгустились настолько, что доставили мне довольно крупную неприятность. Над моею речью к этому дню я работал усердно, довольно осмотрительно и с охотою: меня интересовало и лицо и торжество в честь его. Окончив речь, я, по обыкновению, не был доволен своим произведением, чувствовал, что многое должно было бы сказать лучше, но в то же время сознавал, что в общем речь годится, что в ней есть кое-что, что могло затронуть мысль и чувство слушателей. Во всяком случае эта речь, я полагал, была не хуже моих других речей. Но вот, когда я прочел ее на акте, она была встречена холодно. По прочтении ее была сделана попытка к рукоплесканию, но с некоторых стульев раздались шиканья -- тем все и кончилось. Очевидно, у меня были недоброжелатели в публике, да и в самой нашей корпорации, на что, должно быть, и намекала недавняя записка президента с опасением, что у меня не хватит голоса для чтения на акте.

   Неудача в каком бы то ни было деле или случае, разумеется, не может не огорчать, -- и я был огорчен, очень огорчен, что у меня есть враги, которым почему-то надо со всех сторон рвать на клочки мою репутацию. Но мой дневник -- то есть беседа по совести с самим собою -- меня, по обыкновению, успокоил. Все жестокое в сердце улеглось, и я не доставлю моим недоброжелателям удовольствия -- не стану на них гневаться и в этом, как и в других, более крупных, случаях.

   Вчера получены самые прискорбные вести о наследнике: он умирает. Государь вчера собирался ехать к нему. В так называемом интеллигентном обществе мало участия к этой великой скорби отца и царя-освободителя, но народ будет глубоко огорчен.

   Сегодня должен был быть обед в честь Ломоносова. Я взял билет, но не пойду -- и по причине недуга и по нерасположению идти. Раз надорванные силы уже постоянно дают чувствовать свою надорванность.

   Беда, как известно, никогда не приходит одна, а всегда с толпою своих сослуживиц, и все они атакуют вас сообща.

   Как собаки, то та, то другая оскалит зубы и рвет вас за полы, за ногу, а иная, порьянее, норовит цапнуть за самую морду.