21 мая 1864 года, четверг
Заседание в Академии. Ровно ничего.
Заседание в Совете по делам печати. Мы с Тютчевым тщетно старались защитить статью Страхова для "Эпохи": невежество и глупость большинства одержали верх. Даже Пржецлавский был на нашей стороне.
Я спрашивал у Турунова, зачем цензура не пропустила статью Костомарова "Вече", назначенную для журнала "Дело и отдых". Оттого, что тут цензор нашел что-то противное самодержавию. Я читал ее и совершенно ничего подобного не нашел. Надобно признаться, что цензура находится в руках людей, глубоко невежественных. Особенно вредит ей председательство в комитете такого человека, как Турунов, который в литературе и науке ничего не смыслит и как самый пошлый чиновник смотрит на них. Выбрал же Валуев председателя! Но Валуеву, впрочем, и нужны не сведущие и способные люди, а такие, которые бы терлись постоянно в его прихожей, от него, как Мемнонова статуя от солнца, ожидали возбуждения, словом, чтобы это были люди ничтожные, не способные затмить его своим умом. Самый министерский взгляд! О умобоязнь, умобоязнь!
Мы долго рассуждали с Тютчевым о печальной судьбе дел, вверяемых таким государственным людям.
Дело сделалось: кн. Горчаков показывал государю доставленную от меня через Тютчева брошюру, написанную Головкиным о его проектах и представлениях, не утвержденных государем или Государственным советом. На государя это сделало, видимо, неприятное впечатление. Он заметил, что уже слышал об этом.
Я спрашивал у Любощинского, чтобы он как сенатор сказал мне: доказано ли юридически, что Чернышевский действительно виновен так, как его осудили? Он отвечал мне, что юридических доказательств не найдено, хотя, конечно, моральное убеждение против него совершенно. Как же, однако, осудили его? В Государственном совете некоторые из членов не находили достаточных улик и доказательств на приговорение его к тому, к чему он приговорен. Тогда князь Долгорукий показал им какие-то бумаги из III отделения -- и члены вдруг перестали противоречить. Но что это за бумаги? Это тайна. Зачем же делать из них тайну, если в них заключаются точные доказательства вины Чернышевского? Жаль! Потому что люди, даже вовсе не сочувствующие Чернышевскому, невольно склоняются к мысли, что с ним поступлено слишком строго; чтобы не сказать -- жестоко. А теперь особенно такие впечатления не полезны для правительства. В приговоре, читанном публично во вторник, говорят, упомянут даже ряд статей в "Современнике"; но тогда виновата цензура. Зачем она пропускала статьи, столь явно клонившиеся к ниспровержению существующего порядка? Словом, кажется, тут поступлено неосмотрительно.
Свободное копирование
