4 июля 1827 года
Был у г-жи Керн. Никто из нас не вспоминал о нашей недавней размолвке, за исключением разве маленького намека в виде мщения с ее стороны. Я застал ее за работой.
-- Садитесь мотать со мною шелк, -- сказала она. Я повиновался. Она надела мне на руки моток, научила, как держать его, и принялась за работу.
-- Говорят, что Геркулес прял у ног Омфалы, -- заметил я. -- Хоть я не Геркулес, а очутился в подобном ему положении, с тою только разницей, что г-жа Омфала вряд ли могла бы сравниться с той особою, которой я имею честь служить.
-- Хорошо сказано, -- отвечала она. -- Однако посмотрите, вы всё путаете шелк. -- И начала опять учить меня, как его держать.
Это не помогло.
-- Дайте, я сам это сделаю.
Я взял, поправил, надел на руки по-своему: дело пошло как следует.
-- Теперь хорошо, -- сказала она с приятною улыбкой.
-- Это оттого, что я самостоятельно, собственным умом постиг эту тайну, -- заметил я. Она промолчала.
-- Попробуйте вот так повернуть нитки, -- начала она опять через несколько минут.
Я послушался, и в самом деле работа пошла еще гораздо лучше. Я заметил ей это.
-- Вот видите, -- сказала она с торжествующим видом, -- ум хорошо, а два лучше.
Мне в свою очередь пришлось промолчать. После пошли мы гулять в сад герцога Виртембергского. Народу было множество. В двух местах гремела музыка. Но мне гораздо приятнее было слушать малороссийские песни, которые пела сестра г-жи Керн по нашем приходе с гулянья. У ней прелестный голос, и в каждом звуке его чувство и душа. Слушая ее, я совсем перенесся на родину, к горлу подступали слезы...