В Холме я проработал месяцев восемь и был переведен в Брест-Литовск на заведывание большого отделения того же общества. Передвинулась со мною и моя семья. Жили мы, можно сказать, хорошо. Но недолго. Так как тут было много начальства, то угодить всем было трудно, да и трусоват я был. Оно хоть и кооперация, да еще офицерская, особенно жалеть было нечего, но как никак служба все же военная и подсудность военная. Произошло несколько стычек и месяца через три я был отчислен в часть, а семья уехала в Киев, а оттуда в с. Кагарлык Киевской губернии, где жена нашла фельдшерскую работу.
Явившись в часть, я скоро был произведен в старшие унтер-офицеры и назначен ротным каптенармусом, а поскольку у меня было два помощника, то и дел у меня было немного. На походе мне полагалась лошадка, так что и с этой стороны было ладно.
Видно, мой предшественник нечестно работал, был разоблачен и попал в маршевую роту и, когда я стал работать, содаты были довольны. И, вообще, меня приняли в дружине хорошо.
Через некоторое время мне дали отпуск, и я съездил в Кагарлык к семье. В больнице оказался боченок испорченного спирта, и я привез в часть около шести литров.
По этому случаю получилась большая пьянка, но так как завхоз частью, дружинный адъютант и мой ротный тоже получили по бутылочке, то дело кончилось благополучно. Командиром дружины мне было сказано «чтоб больше этого не было».
Однако, благодаря спирту, я уже несколько раз ездил в командировку. Словом, года за полтора я побывал у семьи раз пять.
Из этого видно, что служилось мне неплохо.
Однажды дружину нашу здорово обстреляли немцы. Попало, главным образом, обозу. Ну, и человек двадцать было убитых.
Дружинный командир перепугался, удрал за зону обстрела и оставил без охраны знамя. Потом велось расследование и чем кончилось не помню.
Вот такие мы были вояки. Ружья у нас были старые системы Бердана, однозарядные со свинцовыми пулями.
И вот пока я был и там и там подкатилась февральская революция. Восприняли мы ее охотно, в особенности, наша рота. Тут, видимо, сказалось мое влияние. Как бы то ни было в нашем, кажется, десятом корпусе, первый солдатский комитет был образован в нашей дружине, а председателем дружинного комитета был избран я.
Никакого опыта в этом деле не было. Права и обязанности комитета вырабатывали сами и на первых порах пришлось повозиться с командованием. Доходило дело и до оружия. Но революция побеждала. Потом делегаты наши привезли из корпусного слета руководящие указания.
Присягать временному правительству я отказался, так как не знал людей этого состава правительства и оно не внушало мне доверия. За мной отказались еще несколько человек, но немногие.
Так вот за всеми этими делами и подкатила демобилизация порт-артуровцев и, кажется, возрастов свыше пятидесяти.
