Последние два маминых брата, Саша и Дуся (Давид), учились уже в советское время и стали инженерами. Дусю я никогда не видела, а мама с ним не переписывалась. Дядя Саша, проживший всю жизнь в Ленинграде, был, напротив, очень близок с нашей семьей. Это был очаровательный человек, помимо своей специальности увлекавшийся историей, искусством, фотографией и бывший незаменимым путеводителем по Ленинграду и его истории. Я его очень любила и, приезжая в Ленинград, всегда с ним виделась и живала даже у них.
Бабушка Белла Бенционовна, которую я хорошо помню, потому что она пару раз гостила у нас в Москве, была человеком общительным, остроумным и наделенным неиссякаемой энергией. Живи она в другом мире, она, несомненно, ярко бы себя проявила. После смерти деда ее взяла к себе младшая дочь Бася, у которой она до глубокой старости вела все хозяйство. Энергия ее и погубила: в возрасте 96 лет она вздумала одна произвести предпраздничную генеральную уборку в доме, упала со стремянки, вытирая пыль со шкафов, и, вероятно, только поэтому не дожила до 100 лет, к чему очень стремилась. До самой этой катастрофы она живо откликалась на все политические события, читала газеты и гордилась тем, что во время выборов первой являлась в 6 часов утра на избирательный участок. Традиционно религиозная, она строго соблюдала все еврейские нормы и обычаи. Однажды, приехав к нам в Москву, когда я была дерзким и глупым подростком, на мой ехидный вопрос: «Как же ты будешь питаться, у нас же нет кошерной посуды?» — отпарировала: «Меня бог простит: это, детка, ваш грех, что я, старая, должна у вас есть из общей посуды». Бабушка уверяла меня, что надо иметь много детей и жить долго — тогда доживешь до четырех правнуков, что, по ее глубокому убеждению, автоматически переводило человека в праведники и обеспечивало ему царствие небесное. Четвертым ее правнуком был как раз мой Юра, и в ответ на мамино сообщение об его рождении мы получили радостное ее письмо: «Теперь могу умереть спокойно!» После этого она прожила лет пятнадцать, имела еще нескольких правнуков и пережила своих старших детей. Мамину смерть в 1948 году от нее скрыли. Она бы очень радовалась, узнав, что теперь и у меня есть четыре правнука.
В Золотоноше меня тогда очень поразил вид вросшей в землю хибарки, крошечного домика с земляным полом, где прожили жизнь и вырастили эту кучу детей мамины родители. Я не могла представить себе, что таков мог быть родной дом моей интеллигентной, умной, аристократично сдержанной мамы. Поездка в Золотоношу памятна еще и тем, что мама оттуда съездила на денек в Черкассы и привезла мне несколько книг из остававшейся там нашей библиотеки. Для меня это было фантастическим событием — получить марксовские однотомники Пушкина, Лермонтова, Гоголя. У меня, в сущности, впервые появились свои книги. А в Ростове дядя Фима подарил мне дешевое издание Жюля Верна в десяти томах — тогда появлялись такие дешевые издания — книги на серой бумаге, едва скрепленные и разваливавшиеся при первом чтении. Но я была в восторге.
Свободное копирование
