Как только меня перевели в «Сухановку», то и следователь из Москвы переехал сюда и в Москву он выезжал в Воскресенье утром и обратно в Сухановку приезжал в Понедельник утром, к 10 часам.
И вот все это вместе взятое очень сильно отразилось на моей нервной системе.
Я стал страдать галлюцинацией, бывало смотришь на оконное стекло и мне ясно представляется, что на стекле нарисовано как Дубровского втолкнули в клетку к медведю и медведь бросается на Дубровского…
Я не верил своим глазам в это видение и не однократно к окну подводил своего соседа и говорил ему: «ну вот смотри, тут ясно видно, Дубровский борется с медведем»…
Мой сосед по камере старался убедить меня, что на стекле нет ничего, а это у тебя вероятно лишь галлюцинация, ты вероятно сильно переутомился»…
Но не смотря на его здравые доводы, я оставался при своем убеждении и ежедневно, по несколько раз подходил к окну и проверял сам себя и все казалось одно и тоже, что на стекле Дубровский борется с медведем…
Или было так. Просиживая у следователя ночи без допроса, что было очень и очень трудно высидеть, это было хуже всякой брани и ругани, что только в это время не передумаешь?
Смотришь на головку оконного шпингалета и мне казалось, что это совсем не головка шпингалета, а головка моей дочери и как бы я не старался повернуть свои глаза и все мне представлялась головка дочери…
А дальше на стекле мне представлялось – Иду я со своей женой полем, а в дали стоит моя мать, моя сестра и сестра жены Мария и провожают нас, все они печальные и грустные…
Такие видения мне представлялись еженочно…
Я уже не говорю о том, что идя на допрос к следователю, еле еле двигаешь свои ноги, а ведущие тебя с двух сторон солдаты изо всех сил стараются, что бы ты шел быстрее, вероятно боясь, кА бы кто с тобой не встретился из таких же несчастных людей как я…
Однажды я не выдержал и своим сопровождающим солдатам заявил протест против быстрой гонки меня и сказал, что я иду нормальным шагом и вы меня не гоните!...
Сидишь бывало у следователя днем и вот он тебя отпускает в 5 – 6 вечера, казалось бы ты этому должен радоваться, как в Лефортовской, но нет, лучше бы сидеть у следователя, чем идти в камеру, зная, что в камере находится человек, который своими провокационными расспросами вызывает тебя на провокацию.
И если ты не осторожно выпустишь то или иное слово, то это слово немедленно будет передано следователю…
Единственная для меня была отрада, это наступление утра.
Сидишь уже совсем измученный, несколько раз, с разрешения следователя сходишь в уборную, намочишь холодной водой платок и сидя у следователя, прикладываешь его к своим сонным глазам, чтобы разогнать несносную дремоту.
Но вот забрезжало, скоро наступит рассвет, вот вот к окну прилетят птички и защебечут, предвестники рассвета.
Первоначально прилетают сороки, сядут на деревья перед окном (зонтов на окнах в следовательском корпусе не было), защебечут. Вот мол и мы прилетели приветствовать вас несчастненьких…
Через небольшой промежуток времени, прилетают воробушки, они в своем большенстве прилетают стайками; сядут на деревья и начинают так радостно между собой чирикать, приветствовать восход солнца.
А потом прилетают галки…
С каким бывало нетерпением ждешь их прилета. С их прилетом, заключаешь, что еще одна мучительная ночь кончилась.
Тяжело и грустно было сидеть в Сухановке в Воскрестный день.
В этот день, как видно у Сухановки собиралось много народу, в особенности молодежи и детворы.
Жизнь за стенами Сухановки била ключем. Через форточку в камеру вливались радостные, веселые пионерские песни, звуки рожка горниста и барабанного боя.
Игра на гармонии и пение русских – народных и революционных песен и частушек…
И вот эти веселые и радостные дни для народа. Как тяжело ложились на сердце. Все это очень тяжело переживалось и кто этого не испытывал, то этому трудно поверить. И в этот момент, как бы хотелость броситься в постель, закрыться одеялом и лежать ничего не слыша, но к сожалению постель то на замке и ее откроют лишь после вечерней поверки…