1906. Июль - 7

7-9

    Был у Казакова, шел пешком и предавался детски нелепым и сладким мечтам, что бы я стал делать, если бы сейчас вот стал очень богат. Это с детства средство сокращать длинный путь. Казаков даст ответ в понедельник. Брал ванну; дома custode не было. Пришел Нувель в проливной дождь. Поехали к Ивановым, там все готовятся к отъезду[1], понемногу емоншипируются. Большой перерыв заставляет меня писать очень вкратце. Любовь, влюбленность к Павлику, ревность, какой я не знал с раннего детства, мысль об очень скором отъезде, какой-то abandon[Заброшенность, беспомощность (франц.).] в поездках. Был на «Роберте»; он отличный оперный композитор, но чертовщина и мелодрама этой именно вещи смешны и скучны. Местами музыка и исполнители были довольно скурильны[2]. Павлик ночевал после ужина в «Москве» у меня. Я немного ворчал на него, и он сказал: «Не нужно меня обижать». На следующий день было предположено съездить в Сестрорецк. Сошлись на «поплавке» с Сомовым и Нувель, но Павлик не пришел в 3 ч., будучи дежурным, а прямо ко мне в

6-м часу. Ехать было слишком долго. Обедали, слушали музыку, после, на берегу, составивши корзины для сиденья, устроили палатку Гафиза. Сомов был предприимчив с Павликом, но я почему-то меньше его ревную к Сомову, чем к Нувель. Но все-таки я вышел и стал плакать, ходя по темному берегу вдоль шумящего моря, а Нувель меня утешал. В вагоне спали, Павл<ик> у меня на коленях. Ехать было холодно, Павлик без пальто совсем замерз, покраснел нос; придя, мы выпили вина, и было как-то горестно и еще слаще прижиматься к теплому нежному телу в холодной комнате перед скорым отъездом.